Прошло несколько бесконечных минут, пока Эммануэль медленно
подняла блузку, расстегнула шорты, опустила их до колен, потом до
лодыжек. Затем резким движением отбросила их еще дальше, в траву,
окружавшую террасу. И нежное тепло камня коснулось ее обнаженной кожи.
Она послушно повиновалась Марио, когда он попросил ее лечь на
спину, предоставив его взгляду все, что можно. Она сделала даже
большее: словно полностью предлагая себя, широко раскинула ноги,
которые свесились по обе стороны парапета, низ живота подался вперед,
завораживающе вздрагивая мускулами под безупречной кожей.
- Вы когда-нибудь ласкаете себя при ваших слугах?
- О, конечно.
В действительности в те утренние часы, когда Эммануэль занималась
любовью сама с собой в постели или под душем, а после ленча в
шезлонге, читая или слушая радио, только Эа, ее камеристка, бывала
свидетельницей игр своей хозяйки. Остальные слуги - по крайней мере
так думала Эммануэль - были лишены этого нескромного зрелища.
- Вы хотите, чтобы он довел вас до экстаза? - вкрадчиво спросил
Марио.
Она кусает губы, ей надо предупредить Марио, что мальчишка
понимает французский. Но Марио уже начинает говорить с ним на языке,
который она никогда до сих пор не слышала. Бой отвечает почти шепотом,
глаза его потуплены, он смущен не меньше Эммануэль. Голос Марио звучал
как голос доброго, терпеливого наставника. "Как прекрасно это
выглядит, - усмехнулась по себя Эммануэль. - Урок эротологии на
тайском просторечии". Несмотря на всю необычность ситуации, она нашла
это весьма забавным. Все же она вздрогнула, когда без всякого
предупреждения Марио положил руку боя на ее бедра. Он показал
мальчику, что тот должен делать, предупредил его, что раздеваться не
надо, поправил его поначалу неловкие движения. Но уже через минуту
мальчик показал, насколько он понятлив, и Марио допустил его пальцы до
самостоятельной работы.
И Эммануэль уступает. Блузка снова снята и Эммануэль улыбается
своей ослепительной наготе. Ее руки привычно скользят по своему телу,
охватывают грудь, поднимают ее, потом пощипывают соски, и те тот час
же твердеют, но руки неожиданно отпускают их, пробегают вдоль всего
тела, опускаются к бедрам, медленно поглаживают их, словно успокаивая,
и снова бегут вверх к подмышкам, на обратном пути оттуда вновь
встречают и вознаграждают его за долгое ожидание, как бы говоря:
"Спасибо, что ты так терпеливо дождался нашего возвращения".
Ее губы трепещут в поисках других губ, грудь поднимается навстречу
другой груди, тело стремиться прижаться к другому телу. Но нет здесь
другого тела, кроме ее собственного. И вот руки Эммануэль спускаются
ниже, и как бы случайно пальцы ее находят маленькую точку, узенькую
щель в нежной розовой плоти, раздвигают ее, и начинают пошлепывание,
подергивание, почти незаметное царапание ногтями. Глаза ее закрыты,
ягодицы напряжены, ноги раскинуты, и в сумерках она выглядит
причудливым живым распятием.
Она очень возбуждена собственными ласками, слезы появляются на ее
ресницах, с губ срываются стоны; она плачет от собственной радости, не
стесняется своих слез и в этом сладостном унижении черпает новые силы.
Напрасно она старается продлить это чудное время ожидания, помиловать
себя, не дать себе погрузиться без остатка, потерять то, что она
сейчас испытывает. Нет, она не может, она не останавливается, она
продолжает двигаться к тому рубежу, который - она знает - последний,
который она никогда не сможет перейти, никогда...
Кисти рук Эммануэль выгибаются наподобие раковины моллюска, словно
прикрывая от нескромного взгляда тайные прелести и в то же время
сдерживая ревущуюся оттуда страсть. Словно потоки наслаждения хлещут
через Эммануэль, словно распались земля и небо, и она сама брошена на
грудь наблюдающего за ней создания, как огромная белая птица.
Пальцы Марио сплелись с руками Эммануэль, и она не может понять,
кто дарит ей эту радость - он или она сама.
Но вот он осторожно высвободился и положил женщину на шелковую
обивку кресла. Она уткнулась лицом в щелк, грива волос разметалась по
обнаженным плечам, спина все еще конвульсивно вздрагивает.
После ужина они выбрались из дома и погрузились в лабиринты
китайского квартала. Целью их путешествия был театрик, выглядевший как
небольшой крытый рынок. Сотни полторы зрителей слонящимися от волнения
лицами, стоя перед сценой, любовались вереницей обнаженных девушек.
Правда, девушки не были совершенно голыми - вновь прибывшие сразу же
увидели это, едва их усадили на скамейку, стоящую прямо перед сценой,
свободную, так как места на ней стоили дорого. На тоненькой ленточке,
опоясывающей каждую из артисток, был прикреплен небольшой
четырехугольный кусочек клеенки величиной с игральную карту.
Ритмическими движениями приподнимали они этот пустячок, обнажая на
мгновение черный треугольник Венеры, и зрители восторженным ревом
откликались на каждый такой жест. У трех европейцев хватило терпения
на полчаса, и все это время ничего не менялось в мизосценах. Однако,
это не мешало им обсуждать чары отдельных исполнительниц. Эммануэль
объявила, что ей нравится "вон та большая без грудей", но никто не
разделил ее мнения. Затем она с Жаном принялись дотошно объяснять друг
другу, как им нравятся сочные губы, окаймляющие вход во влагалище
одной из девушек.
- ...Потом последовал довольно отвратительный образец
гимнастического искусства. Она всунула крутое яйцо во влагалище, а
потом вытащила его оттуда разрезанным на ломтики. То же самое она
проделала с бананом. Затем вставила между ног зажженную сигару и стала
пускать дым кольцами. Напоследок в дело пошла китайская кисточка для
туши, и она написала ею на шелковом полотнище целое стихотворение
весьма безупречными иероглифами.
- Банально, - сказал Марио. - Я видел это в Риме.
- Потом появился индус в чалме. Он извлек из своей небедерной
повязки колоссальный член и стал на нем развешивать всякие тяжелые
предметы, причем копье ни капельки не гнулось.
- Это может любой крепкий мужчина. И как же был вознагражден этот
несгибаемый воин?
- Не знаю. Но ушел он в таком же состоянии, в каком вышел на
сцену.
- Странно. Возможно, это был муляж. Ну, а дальше?
- Дальше была совершенно прелестная девушка под красным
покрывалом. Она вытащила из корзины бело-голубую змею, метра два
длиной, и такую же красивую, как она сама. Наверняка такие экземпляры
попадаются в Индии раз в сто лет. Она начала танцевать со змеей,
обвивая ее вокруг шеи рук, талии. Потом она сбросила покрывало: мы
увидели, что змея полностью охватила кольцом ее грудь и как будто
покусывает соски. Потом принялась лизать ее рот и глаза. Девушка была
так захвачена этим, так, казалось, влюблена в змею, что я чуть ли не
заревновала. А потом она начала медленно втягивать змеиную голову себе
в рот, и все время, пока она там была, как бы посасывала ее. Глаза ее
были прикрыты, и мне показалось, что она словно выпивает змею. Затем
сбросив широкий золотой пояс она предстала перед нами совершенно
обнаженной. И питон тот час же скользнул по ее животу вниз, стал
извиваться между ногами, потом скользнул по ягодицам вверх, добрался
до талии, обвил ее, и вдруг ринулся снова вниз, прямо к
жемчужно-розовой раковине Венеры. Своим раздвоенным языком он так
проворно стал лизать вверху полураскрытых губ, словно заводил
пропеллер, ей-богу. Девушка стонала от наслаждения. На сцену принесли
подушки, она легла на спину, раскинув ноги прямо перед нами, и вся
раскрылась, как большая розовая раковина.
- А что же питон.
- Он был в ней. Девица использовала его голову как фаллос, пока
она совсем не исчезла внутри. Я даже удивился - так же можно
задохнуться.
- Она ввела в себя только голову?
- Нет, и часть туловища тоже. Видно было, как вздрагивала чешуя.
Просто ходила волнами. Наверное, она еще и лизала ее там.
- А какой толщины была змея?
- Потолще, чем фаллос. С мою руку. А вот голова была заостренной и
легко проникала.
- И что же делала девушка?
- Она вытаскивала белого питона, а потом снова пускала его в себя.
Это повторялось много раз, я сбилась со счета. И она сама извивалась
на подушках, как змея, вскрикивала и стонала.
Интересно, подумала Эммануэль, а как они выглядят, когда
занимаются любовью. Как хотелось бы насладиться этим упоительным
зрелищем! Однако, ее партнер, очевидно, решил, что такой спектакль
должна дать именно она. Не выпуская ее из своих объятий, он выплыл с
нею на примыкавшую к залу просторную террасу. Общество гостей там было
гораздо многочисленней. Выпустив ее из объятий он опустился на крытый
зеленым шелком стул и привлек Эммануэль к себе так, что она прижалась
ногами к его коленям. Он раскинул полы греческого одеяния, показались
стройные ноги; ноги - это движение и Эммануэль стала всадницей,
оседлавшей своего незнакомца. И в ту минуту, когда низ ее живота
обожгло прикосновение горячего крепкого члена, она услышала приказ:
- А теперь попросите, чтобы я вошел в вас!
- Да, - простонала Эммануэль. - Возьми меня!
- Еще! Громче! Так, чтобы все могли услышать!
Она запрокинула голову и выкрикнула: - Войди в меня!
Он требовал: - Еще! Повтори! Громче!
Эммануэль подчинилась, и привлеченные этим криком зрители стали
наблюдать, как она раскачивалась, подпрыгивала и опускалась. А потом
они услышали ее хриплый от возбуждения голос: "О-о-о, все, я готова...
Ах, как это прекрасно..."
Обессилевшую и послушную, он все держал ее в своих крепких руках,
пока ощущения снова не вернулись к ней. Он не торопился, однако,
отпускать ее и опять заставил ее извиваться, заставил снова
подпрыгивать ее груди, пронзая ее два, три, десять, двадцать раз.
Стоны вырывались из гортани Эммануэль; впившись зубами в ее плечо,
мужчина изливал в нее, и она, подстерегаемая обжигающими ударами,
взмыла ввысь, словно молодая орлица.
На широком диване покрытом мехом, развалилась со своей всегдашней
полуулыбкой Ариана де Сейн. Рядом с ней - двое мужчин, так же, как и
она, совершенно голые.
При возгласе Эммануэль Ариана приподнялась на локте и, ничуть не
удивившись, радостно закричала:
- Да это наша непорочная дева! Присоединяйся к нам! Боже мой,
какой наряд! Снимай его поскорее.
В правой руке Ариана с элегантной непринужденностью держала
напряженный символ мужской мощи одного из своих соседей по дивану,
член другого - на ее левой груди. Все трое радостно улыбались
Эммануэль.
Первый мужчина уже соединился с Арианой, в то время как второй
устроился между ее грудей. Молодая графиня извивалась, корчилась,
выгибалась дугой, ни один ее мускул не остается без работы.
- А вам не хотелось бы присоединиться к нам? - спрашивает принц.
"Ни в коем случае", - думает Эммануэль, но вслух отказывается и
решается.
- Вам будет гораздо удобнее, если вы снимите одежду, - следует
новое предложение.
Не заставляя повторять дважды, Эммануэль расстегивает пояс, ищет
взглядом место, куда бы его можно положить.
Один из мужчин отрывается от грудей Арианы, встает, подходит к
ней, берет ее за руку. Она послушно следует за ним. Он укладывает
Эммануэль на диван, раскидывает ее ноги так, что ее выставка жемчужин
сверкает перед ним на фоне черного треугольника. Мужчина опускается на
колени, она чувствует прикосновение его языка, ласкающего клитор,
складки губ. Она закрывает глаза, отдаваясь этой ласке,
сосредоточившись только на ней. Она досталась умелому мастеру: вскоре
она уже была лишь наслаждающимся телом, забывшим все свои недавние
страхи и тревоги, сотрясающемся от криков: "О, как хорошо! Я уже...
уже..."
Он отпускает ее лишь после того, как силы почти покидают ее. И
все-таки, ощутив прикосновение его копья к своим бедрам, она
протягивает руку, и ее ловкие пальцы ведут его к только что
приготовленному полю битвы. Он согласен, и принимается за нее
осторожно, медленно, сдерживая себя, пока громким стоном
удовлетворенного сладострастия, она не дает ему сигнал, и тогда
горячими толчками пряный поток, который она любит чувствовать ртом,
хлещет в самую глубину ее тела.
Между тем возле нее уже другие, они стаскивают ее партнера,
хватают ее за ягодицы, играют с грудью, опрокидывают на подушки. Она
слышит чей-то короткий приказ, произнесенный на непонятном языке. ей
переводят: поднять ноги так, чтобы колени упирались в грудь. Она
подчиняется и тут же острая боль пронзает ее анус. Она кричит, завет
на помощь. Над ней склоняется Ариана. Эммануэль хватает ее за руку.
Лицо Эммануэль почти расплющено тяжелым животом, и вдруг она
чувствует, как кто-то раздвигает ей ноги. Напрасно она пытается
сопротивляться: кто-то буквально вспарывает ее, овладевая ее без
лишних нежностей. Тогда, подставившая и свои уста и лоно, она приходит
в панический ужас: погибла, ничто ее не спасет, она умрет сейчас,
задохнется! Но тут же и ругает себя за этот девический испуг, и, если
бы она могла кричать, ее крик был бы криком триумфатора!
Эммануэль даже захотелось обнять тех, кто помог ей в этом и
поцеловать их, по-дружески, в обе щеки. В своем энтузиазме она совсем
забыла, что рот ее по-прежнему занят. Но ей и в самом деле стало
тяжко: она стала задыхаться, и мужчина сжалился над нею. Но не успела
она как следует перевести дыхание, как его место оказалось занятым
другим. И снова она, покорная, почти бездыханная, оказалась в объятиях
двух любовников.
Чуть погодя, когда чьи-то руки подняли ее и понесли, стараясь по
дороге изучить ее анатомию, она смогла разглядеть одного из тех, кто
только что отметил ее своим раскаленным копьем.
Дай мне твою грудь.
Она привстает на коленях, опирается на локти так, что ее левая
грудь нависает над усами партнера, потом наклоняется еще ниже,
приближается маленький, полный горячей крови сок к губам, которые так
радовали ее поцелуями.
Под правой рукой Эммануэль появилось лицо Арианы. Она спрашивает
волосатого мужчину:
- Ты не будешь против, если я к тебе присоединюсь?
- Конечно, нет.
- Впрочем, - добавила Ариана доверительным тоном, - она любит,
когда ее делят на части.
Это правда, признается себе Эммануэль, это сущая правда!
Ласкаемая двумя страстными ртами, Эммануэль отпускает на волю свое
собственное тело. Она плывет в волнах легкого ветра: тысячи пенных
шапок, тысячи языков водорослей, тысячи мягких караловых щупальцев
ласкают ее корпус, нагруженный до краев драгоценным грузом изумрудов и
пряностей, добытых для нее золотокожими людьми с неизвестных острово
в...
Именно трое таких джентльменов вежливо, негромко попросили ее лечь
на спину, а Ариану так же вежливо и предупредительно поставили на
четвереньки так, что ее лобок оказался лишь в нескольких сантиметров
от губ Эммануэль. Это же, подумала она, классическое расположение
лесбиянок! (Она освоила эту позицию за несколько последних свиданий с
Арианой и уже, по правде говоря, пресытилась ею).Сейчас они попросят
нас... Но она ошиблась: один из джентльменов расстегнул свои
безупречно элегантные брюки и принялся наносить Ареане энергичные
удары прямо перед глазами - нет, буквально на глазах! - Эммануэль, так
что она не упускала ни малейшей детали этого спектакля.
Бесконечно долго лежала Эммануэль, наблюдая, как медленно, с
основательностью работает член мужчины: погрузился, вышел, снова
погрузился. Никогда в жизни не приходилось ей столь возбуждающего
зрелища: сцены разыгрывались так близко от ее губ и снимались столь
крупным планом. Туда-сюда, туда-сюда, и эти бесконечные хлюпающие
звуки. Но она не могла оставаться до бесконечности лишь зрителем,
безучастным свидетелем; она тала кричать, биться в судорогах, но никто
не прикасался к ней, и все-таки она первой из троих достигла апогея
упоения, не прибегнув даже к помощи своих пальцев.
Но вот после первых же спазм второй джентльмен, тот, который до
сих пор не вступал в действие, крепко схватил ее правую руку, положил
точно на ее напряженный бутон плоти, и ей пришлось вернуться к
испытанному методу. Потом он вытащил маленький фотоаппарат и
сфотографировал всю эту сцену. Но Эммануэль не обратила на это ни
малейшего внимания, ее глаза неотрывно следили за всеми перепитиями
любовного действа.
И вот наступил решающий момент: копье показывается наружу и тут же
погружается в жадно открытый рот Эммануэль, донося до ее обоняния
запах незнакомого мужчины и хорошо знакомый запах Арианы.
Почти обнаженный юноша, чья одежда состояла только из
низкоподвязаного пояса и небольшого фартука спереди; молоденькие с
едва округлившимися грудками, девушки, низ живота которых был украшен
белыми а алыми цветами жасмина, с шеями, охваченными шелковыми
лентами, на которых весели амулеты из слоновой кости, сделанные в виде
маленьких фаллосов, размер которых позволял, кстати, некоторым гостям
лишить невинности их владелец (девственниц, специально отобранных для
того, чтобы сохранить свою девственность лишь до конца праздника),
сновали по всем залам и терассам, предлагая эти деликатесы, а так же
много других блюд - от соловьиных яиц до молодых ростков бамбука.
И тоном приказа он заканчивает:
- Обнажитесь!
Опираясь на левую руку, Эммануэль откинулась назад. Приподняв
подол туники, раскинула в стороны свои ноги: среди черных завитков
блеснули жемчужины. Медленно, двумя пальцами раскрыла розовые губы.
- Вперед! - звучит команда офицера, адресованная, несомненно, к
тем мужчинам, которые ее окружают.
Сколько их, много или мало? Может быть, их тысячи?
Пусть! На что она надеялась, так это на то, что среди них найдется
несколько достаточно крепких парней, которые не дадут превратиться
этой чудесной ночи в детскую забаву. Она успокоилась, когда
здоровенный малый, с толстыми губами и вьющейся шевелюрой, приблизился
к ней и опустился на колени Он отвел ее ладонь, которой она
прикрывалась, как фиговым листком, и, опираясь на одну руку, взял в
другую свое оружие, и Эммануэль почувствовала такую крепкую и горячую
мощь его члена, что о лучшем она и мечтать не могла. Более того, для
первого приступа ей бы хватило чего-нибудь не столь впечатляющего.
Она хотела придавить жалобный крик, но все же слезы покатились на
ресницах Эммануэль, словно она все еще оставалась девственницей. А
мужчина входил в нее все глубже и глубже. Эммануэль даже и не
предполагала, что в нее можно так далеко проникнуть. Наконец он,
кажется, достиг крайней точки, не уступив ни сантиметра пространства
своей партнерше. И тогда, приостановив свое движение, он замер на миг,
а потом возобновил его, но это не было движение поршня туда-обратно:
он ворочался в глубине, как могучий зверь, поудобнее устраивающийся в
логове. Он словно расширял ее внутренности, пока она не стала сама
влажным, разгоряченным зверем, издававшем сдавленные крики
наслаждения.
- Вот это коллекция! - Она засмеялась и спрыгнула с кровати.
Беспорядочно разбросанные, различной длинны, в причудливом
разнообразии окрасок и форм - фаллосы! Целая плантация этих растений!
Одни были змееобразные, другие напоминали грибы. Были
прямолинейные, с отверстиями, уставившимися в небо; были и изогнутые,
восточного типа, окрашенные в медные цвет, одни длинные, другие
короткие, стройные тонконожки и коренастые крепыши, гладкие и
шершавые.. Основания стволов были скрыты в чем-то мягком.
Владелица, гордясь, вынимала фаллосы из сундучка один за другим.
Некоторые из них были сделаны из пористой резины, наощупь напоминающей
человеческую плоть, другие - из фарфора или порцелана, и могли
извергать из себя жидкость. Они выстроились теперь по порядку - от
гигантских шишек до сущих крысиных хвостиков. Часть была снабжена
грушеобразной приставкой - нажмешь на нее, и размер увеличивается
вдвое, а то и больше. Некоторые, сделанные из дерева, раскрашенные и
полированные, воскресили в памяти Эммануэль храм, куда пришла она с
Марио и где пережила свое первое бангкокское потрясающее приключение.
Далеко же она ушла от этого места!
Эммануэль выбирает вещь из эбенового дерева, взвешивает ее в руке.
Черные узловатые жилы выступают на поверхности, напоминая корни
баньяна. Другие не привлекают Эммануэль. Нет, она предпочитает это
изделие из редкого материала. Вот он, "олисбос", изящно изогнутый,
такой приятный наощупь - она так хорошо отдаться ему!
Но у Арианы на уме другое.
- Да брось ты их! А вот, что скажешь об этом произведении?
И она показывает своей ученицы предмет из слоновой кости. Он
совершено необычной формы. Вовсе не заботясь о правдоподобии, смелом
бесстыдно импровизируя, мастер создал что-то вроде короткого вздутого
банана, закругленного с обоих концов. Эммануэль не может понять, как
удержать эту штуку после того, как введешь ее. Чего доброго, она
выскользнет из пальцев и совсем исчезнет во влагалище.
- Вот как надо им пользоваться, - приступила к объяснению Ариана.
- Видишь: он внутри полый и наполнен ртутью. тебе совсем не надо
использовать его, как любовника, по методу "ввести-вывести". Ты просто
вводишь его и оставляешь там. А теперь можешь походить и усесться на
кресло-качалку.
- В кресло-качалку?
- Я же тебе сказала: полость наполнена ртутью. А ртуть все время в
движении, постоянно переливается там, ударяет о бока, ни на секунду не
останавливается. Разве тебе непонятно, как это можно использовать?
- Я хочу попробовать прямо сейчас!
- Подожди. Взгляни сначала на это...
С первого взгляда в новом экспонате небыло ничего замечательного.
Сделанный из какого-то блестящего материала, средних размеров,
традиционной формы, он ничем не мог заинтересовать. Правда, поражал
его вес. И еще Эммануэль заметила длинный шнур, отходящий от его
основания.
- Это, наверное, электролюбовник? - догадалась она.
- Это вибромассажер. Он доставляет тебе такие же ощущения, которые
ты испытала, когда я тебя водила в одно купальное заведение. Но он
заставляет тебя ощущать это в самом твоем нутре, а не на периферии,
как это было там.
- Так это должно быть забавным?
- Да, неплохо, но есть кое-что и получше. Вот здесь.
И Ариана вытащила из сундучка новый предмет. Он выглядел столь
убедительно, что сердце Эммануэль забилось: так это именно то, что
есть у каждого настоящего мужчины? Крепость, подвижность этого
инструмента, линии и складки его кожи и даже теплота, как будто
исходящая от него, - поразительно! Эммануэль схватила его, и он тот
час же напрягся и набух, словно она прикоснулась к живому существу.
Эммануэль пронзительно вскрикнула и уронила игрушку. "Слава Богу, -
подумала она неожиданно, - он упал на постель, ему не больно".
- Ну, это уж слишком, - протестует она. - Это, наверное, дар
самого дьявола.
Ариана усмехнулась.
- Я никак не думала, что ты из секты манихейцев.
Она поднимает этот плод своего договора с Люцифером, поглаживает
его. Мгновенно он словно переполняется, делается пурпурного цвета,
пульсирует в ее руке. Головка набухает, натягивается кожа - он готов к
работе.
- Видишь, он уже будто вошел в тебя, а ты ведь ничего еще с ним не
делала. Ты можешь просто лечь и лежать совсем неподвижно, а все
остальное - это уже его забота. Он будет двигаться туда-сюда,
становиться тоньше, короче, потом снова расти и делаться твердым, как
бамбук. Будет меняться его температура, ритм, он сможет даже посылать
волны, от которых ты будешь извиваться и кричать. И, наконец, когда он
убедиться, что ты уже не один раз испытала оргазм, он прольется в
тебя.
- Послушай, та что, принимаешь меня за идиотку?
- Ну, если ты мне не веришь, попробуй его прямо тут же.
- Да, вроде меня. Ну так вот, опускаю все эти технические
подробности и стараются запомнить только самое главное. Отпускаю
ассистента и начинаю действовать по инструкции. Ложусь на спину,
ногами к металлической стене, конечно, раскинув их пошире. В тот же
миг я замечаю, что потолок, казавшийся мне совершенно белым, начинает
оживать! Появляются силуэты самой различной формы и раскраски, и
передо мной появляются самые разные эротические сцены. Чего там только
нет! Бородатый старик с маленькой девочкой; мальчики-подростки друг с
другом; пятеро дикарей забавляются с прекрасной пленницей, все
одновременно, используя все возможные части тела, не пренебрегая
никаким отверстием; дриады спариваются с кентаврами и лебедями;
современные юные твари, дико сосущие друг у друга или отдающиеся ослам
и собакам. Эти соблазнительные картины сами по себе способны оживить
мертвеца, но тут еще ступнями ног я нащупываю под покровом две большие
педали. Чуть-чуть нажимаю на них, и из стены начинают одновременно
выдвигаться (в зависимости от того, как хорошо я запомнила инструкцию)
металлические щупальцы, напоминающие душевые шланги. Они появляются
очень медленно, плавно, и вдруг на конце одного из них я вижу
великолепный мужской орган! И тут же убеждаются, что и другие снабжены
не хуже. В вот они на вид мягкие, как кожа ребенка, нежные, как звук
гобоя, и все они готовы превратиться в нечто более богатое и
причудливое. Вот и вообрази себе, что при этом должна испытать
женщина! Но она должна сделать выбор... Вот тут-то гений изобретателя
этой кабины становится очевиден. Какой бы неопытной ты ни была, как бы
ни был слаб импульс, посланный тобой через педали, к тебе направляется
тот, о котором ты подумаешь. Вот они пускаются в медленный, волшебный
танец, извиваясь, переплетаясь друг с другом, приближаясь к тебе, не
прикасаясь. И когда ты в отчаянии, разгоряченная, уже готова
приступить к мастурбации, в тот же миг один из них проникает в тебя и
не промахивается! Точно попадает куда надо! Ощущение абсолютно
потрясающее, и ты не можешь удержаться от крика: "О да! Как раз сюда!
Задайте мне!" Ты ошеломлена, потрясена, а почему бы и нет: такова мощь
искусства и науки. Там, где ты ждала встречи с презренным металлом -
мягкое и нежное дыхание любовника. Ты ждала глубокого пронизывания,
всяческих увечий, но предигра и проникновение так сладки, что ты чуть
ли не плачешь от счастья. И это делается все крепче, это вырастает и
проворачивается, и вдруг становиться страшно: ты же не знаешь, когда
это прекратиться, и тебя будут накачивать, пока ты не умрешь от
наслаждения. Но чудесным образом это творение знает лучше тебя твои
возможности и исследует тебя, как никто до этого не мог бы. твое тело
теперь лежит широко раскрытое, как на уроке анатомии. И очень скоро ты
перестаешь о чем-нибудь думать, ты смеешься, плачешь, содрогаешься,
изнемогаешь, умираешь, живешь незнакомой жизнью, улетаешь в другой
мир.
Тебе кажется, что это все, но гениальные педали снова
расшевеливают гнездо нежных змей. Другая голова заменяет ту, что так
сладко тебя терзала только что. Новые ощущения. На этот раз это
напоминает могучий и регулярный поршень, который продолжает
действовать все решительней с каждым движением, и ты вопишь от
наслаждения. Пока ты лежишь задыхаясь, положение меняется, и снова
новая частота движений и их сила. Теперь ты лежишь, растянутая
гигантскими аппаратами, и длинные, тонкие, гибкие прутья трепещут
внутри тебя...
- И так безконца?
- Нет. Могучие, как роботы, они все же остаются мужчинами. Они
кончают тогда, когда все эти искусственные символы мужской силы
достигают своего максимума и заканчивают в тебя свои соки, если им
удалось проникнуть в тебя, или извергаются на твои груди, на твой
живот, лицо. Или же они порхают в воздухе над тобой. Их сперма
удивительно жирна и пахнет мускусом. Если хочешь, ты можешь вволю
наглотаться ею и утолить жажду. Один за другим громадные стержни
проникают в твой рот, они более сочны на вкус, чем человеческая плоть,
и извергают длинными струями свой сок. Потом, по сигналу машины,
появляются ассистенты и переносят тебя из кабины и другую комнату, где
ожидают клиенты, а они уплатили целое состояние за такую привилегию,
приступают к тебе прежде, чем ты успеешь ощутить их присутствие. Так
вот ловкие хозяева этого заведения извлекают многостороннюю выгоду:
получают круглую сумму с тебя за пользование автоматами и с других -
за пользование твоим телом, причем о второй продаже ты можешь даже и
не знать. Из своей сокровищницы Ариана извлекает два длинных
каучуковых фаллоса, абсолютно одинаковых, с огромными головками. Она
соединяет их основания, создавая двойной "дидлос", перевязанный
посередине кожаным поясом. Изо всех сил она сгибает этот агрегат, как
стальную пружину. Две головки соединяются, а потом отталкиваются друг
от друга, возвращая сооружению первоначальную форму.
И этот фаллос на двух концах Ариана погружает как можно глубже в
лоно Эммануэль. Затем, раздвинув ноги подруги, приближает к ней свой
холм Венеры. Насаживает себя на другой стержень и опускается все ниже
и ниже. Ложится на Эммануэль, как сделал бы это мужчина, и ласково и
осторожно начинает раскачиваться. При каждом толчке она чувствует
отдачу упругого копья и начинает постанывать, склоняясь еще ниже и
страстно целует Эммануэль, кусая ее губы. Она шепчет нежные слова,
соски ее трутся о соски Эммануэль. Крепкие ягодицы Арианы прыгают
вверх и вниз во все убыстряющемся темпе, и ощущения ее так похожи на
мужские, что ей кажется, что у нее происходит эякуляция. С толь лишь
разницей, что она не обессиливает Ариану, а только придает ей силы. И
она продолжает любить свою подругу, а та бьется в оргазме, плачет
слезами наслаждения и чуть не до крови царапает скульптурную спину
своей любовницы. И так они продолжают, забыв обо всем на свете, до
наступления ночи. Жильбер выходит из своей комнаты, смотрит на них и
на цыпочках возвращается обратно.
Первый все играл моими сосками, а второй, водитель, сидел и
смотрел на нас. Я хотела отдаться им совсем голой - я знала, как их
мучает представление о моей наготе. Раньше я наслаждалась этими
пытками, дразня их своими обнаженными ногами, вдруг появлявшимися
из-под вечернего платья. Но теперь я хотела, чтобы они видели не
только мою грудь, но и всю меня, чтобы они ощупывали всю меня и
спереди и сзади, я хотела чувствовать их руки на себе, горячие руки не
Жильбера, не только, кому "я вручена" и кому я изменяю еще до того,
как стала его женой. Только неверные жены могут понять, что я тогда
испытывала! Да нет, все равно не могут. Отдаться друзьям своего
жениха, который притворяется, что доверяет тебе так, как можно
доверять только невесте: конечно, неслыхано, что такой надежный
эскорт, такая молодая женщина могут уничтожить целый миф несколькими
неудачными движениями - да вы не имеете ни малейшего представления о
том, какая восхитительная мечта вот-вот осуществиться! Я посмотрела на
свои ноги. Человек за рулем смотрел на них же. Как возбуждающе они
выглядели! Извиваясь под ласками, я плавно подняла платье. Я хотела,
чтобы они увидели мой лобок, все еще прикрытый черными кружевными
трусиками. Я подалась вперед, и тот час же рука отпустила мою грудь и
скользнула вниз, к моему гроту любви. Потом они открыли дверцу
автомобиля, вынесли меня оттуда и в тени деревьев уложили на ложе из
сброшенной тут же собственной одежды. и принялись за меня. Они
пропустили меня через весь свой секс-репертуар, и все это молча, не
обмениваясь ни словом друг с другом, не говоря уж обо мне. И так мы
лежали там, замерзшие, покрытые грязью, потом и семенем, совершенно
измоченные, спина моя болела. Но как мы смеялись потом! Как смеялись!
А я смотрела на себя с восхищением: вот она я, в чем мать родила, с
отпечатками веток и листьев на всем теле, ночное чудо, хорошенькая
пай-девочка, раздвинувшая ноги на влажной земле перед двумя мужиками,
пьяная от счастья и собственной отваги.
- Вы славная девочка!
И тут же показал на свободное место рядом с собой.
- Поехали, малыш!
Эммануэль забралась на задний багажник и по нему съехала на
сиденье. Юбка задралась до пояса, продемонстрировав полное отсутствие
под нею какого бы то ни было белья. Эммануэль вопросительно посмотрела
на юношу. Он поцеловал ее в обе щеки, коснулся губ, что-то сказал. Она
прижалась к нему, не понимая, что же мешает ему прикоснуться к ее
холмику.
Но вот мотор включен, автомобиль трогается с раскаленной стоянки,
и они едут через город, потом мимо затопленных мутных рисовых полей.
Голова Эммануэль по-прежнему лежит на плече ее спутника, обе ноги
тесно прижаты к нему. Пока они набирают скорость, он поглаживает ее
свободной рукой, все еще не осмеливаясь пуститься в путешествие по
буйному черному кустарнику или пройтись по раскрытой навстречу ветру
груди. Теперь ее голова лежит на коленях молодого человека. Отделанный
металлом и деревом руль так грозно нависает над ней, что она все
крепче и крепче прижимается к животу своего спутника. Наконец она
чувствует, что перед ее головой начинается некое долгожданное
отвердевание. Легкими нажатиями затылка она помогает этому процессу и
так успешно, что сама больше не может удержаться: опускает руку между
своими раздвинутыми ногами и... время исчезает... Страшный тропический
ливень не мог помешать ее экстазу.
Но вот машина остановилась, молодой человек схватила Эммануэль в
охапку и понес к маленькому коттеджу. С волос Эммануэль текло, платье
прилипло к телу. Он положил ее на плетеный диванчик и высушил губами
дождевые капли на ее лице. Следом за этим стянул с нее платье и, не
вспомнив ни о каких предварительных ласках, сразу же вошел в нее. И
почти сразу же пришел в исступление: он бил в нее длинной струей,
скрежеща зубами, закрыв глаза, а она крепко обнимала его, не думая о
собственном наслаждении, вся отдавшись его эгоистической мужской
похоти. Наконец он кончил, поднялся. Он изумителен, подумала
Эммануэль, мы очень подходящая пара.
- Мне хочется принять душ, - негромко произнесла Эммануэль. Он
показал ей, где находится душ, и она насладилась им в полной мере.
Вместе с потоками воды ее черные волосы заструились по спине и груди.
Молодой человек не выдержал и снова крепко обнял ее . прижавшись к ее
телу, он укусил ее, и она вскрикнула.
- Моему мужу не понравятся эти следы, - упрекнула она его суровым
голосом, но глаза поддразнивали и распаляли.
Казалось, охваченный раскаянием, он принялся разглаживать
неуклюжем массажем следы своей страсти. Эммануэль осторожно
высвободилась из его объятий, опустилась перед ним на колени, открыла
рот и... молодой англичанин стал по стойке "смирно". Щеки Эммануэль
надувались и опадали, язык порхал, как мотылек над цветком, и это
продолжалось до тех пор, пока она не почувствовала приближение взрыва.
Тогда Эммануэль оторвалась и, откинувшись назад, стала любоваться
плодами своего искусного труда. Его тело было красным, словно ему
грозил апоплексический удар. Не откликаясь на немой призыв, Эммануэль
принялась натирать все тело своего партнера густой ароматной мыльной
пеной.
- Не мешай мне, все будет хорошо, - попросила она с очаровательной
улыбкой.
Обеими руками она описывала плавные круги по всему телу своего
неожиданного любовника, массируя его мускулы, стягивая кожу и дуя на
пузырьки пены. Она натирала его спину, ноги, грудь, а он стоял, не
мешая ей ни единым движением, пока, наконец, она недобралась до двух
ягодиц, а затем и до его члена. Она усердно работала ладонями и
кончиками пальцев, переходя от мягких долгих поглаживаний к быстрым и
резким рывкам, пока белопенная мачта не начала содрогаться. Ее
владелиц стоял, и хлопья пены не позволяли ему даже увидеть, что
происходит. Воля была подавлена, он ни о чем не мог думать, всецело
отдавшись во власть этих ласк: они могли убить его, - он даже не
пошевелился бы. Бедра его были напряжены, колени болели, он тихо
постанывал. Эммануэль, похожая на центральную скульптуру какого-нибудь
фонтана, не отрывала взгляда от своего подопечного и видела даже
сквозь густую пену, как то, что привлекало ее больше всего в мужчинах,
обретает пурпурный цвет. Она то прикасалась к его ядрам, гладя их и
царапая ногтями, то продвигалась со своими ласками дальше, добираясь
до ануса. По конец она крепко обхватила основание члена и стала
оттягивать его кожицу так далеко, насколько было возможно, пока
яростная струя не хлынула из приоткрытого канала прямо в жадно
раскрытые губы Эммануэль. Вкус малыша придал этому напитку изысканную
горечь.
Она пожалела, что не успела захватить все, и подумала, как было бы
великолепно, если бы в ее расположении находилось хотя бы два подобных
источника. На следующий год в день своего 20-летия ей надо бы устроить
так, чтобы двадцать - по числу ее лет - мужчин смогли бы дать ей
испить свой сок 20 раз подряд. Вот это будет настоящий праздник! Эта
мысль так восхитила ее, что она подпрыгнула пару раз от радости,
влюбленная сразу и в своего настоящего любовника, и в будущих.
Эммануэль если сдерживалась, чтобы не рассмеяться. И она
постаралась придать себе равнодушный вид, когда смуглый мужчина начал
ощупывать ее груди, зад, лобок. Она так успешно стимулировала свою
фригидность, что тот решил обратиться к своей жене:
- Иди сюда. Это для тебя.
Придерживаясь избранной роли, Эммануэль почти упала на руки
партнерши, которая легкими кончиками пальцев начала разведку ее
глубин. Прикосновение великолепной груди этой женщины к ее собственной
было таким удивительно возбуждающем, что Эммануэль не выдержала:
- Почему вы не снимите лифчик? - попросила она.
Та не ответила и продолжала мастурбировать Эммануэль, строго глядя
ей в глаза. И больше Эммануэль не могла сдерживаться. Свет ламп
заколебался в ее глазах, волосы коснулись поверхности воды.
- Так, а теперь поспеши, - сказала женщина, предлагая супругу
трепещущее тело своей жертвы.
Он спустил наполовину трусы, взял в руки свой тяжелый торчащий
член, раздвинул ноги Эммануэль и одним ударом вошел в нее. Жена
продолжала поддерживать ее за плечи, и к ней теперь присоединился и
третий участник: поддержка осуществлялась в четыре руки. Они двигали
Эммануэль взад и вперед, как большую резиновую куклу, купленную в
секс-шопе. Когда это сравнение пришло на ум Эммануэль, она даже
обрадовалась: я не что иное, как влагалище, огромное анонимное
влагалище, утварь на службе у Бога...
Два помощника не сводили глаз со своего лидера, следя за
нарастанием его восторга: они то убыстряли, то замедляли темп
движения. Эммануэль легко двигалась в их крепких руках и так же
ритмично и легко двигалось в ней мужское тело. И она начала
чувствовать, что ей не хватает больше сил, что вот-вот ее охватит
неистовое пламя наслаждения.
Чтобы тесней соединиться с партнером, она подняла колени и
обхватила бедрами его ноги, и она двигалась самостоятельно. Она была
готова для своего победителя на все: пусть он даже продаст ее сейчас
на аукционе (хорошо бы, чтобы ее купил его молодой товарищ, если
только он любит женщин!).
Она быстро оглянулась на него, чтобы хотя бы мельком увидеть, что
он собой представляет, чем одарила его природа. Зрелище, представшее
перед ней, заставило ее вскрикнуть: держа обеими руками свое оружие,
он яростно онанировал, не сводя глаз с совокупляющейся пары перед ним.
Но не это занятие смутило Эммануэль, а размеры ядер и фаллоса - они
были воистину нечеловеческими! Если это, подумала она, войдет в меня,
меня разорвет на мелкие кусочки. Умоляющий взгляд ее обратился к двум
другим - они не ответили ей.
И тут она увидела то, что вернуло ей силы: великолепное зрелище
извергающегося вулкана - словно пузырящаяся лава текла из молодого
человека. Он закричал от восторга, и ее партнер отозвался на этот крик
- лицо его выразило глубочайшее удовлетворение. Но он выскользнул из
нее, так и не пролив ни капли. Все трое подняли Эммануэль и положили
ее на кромку бассейна. Минуту они молча любовались ею.
Потом пальцы бродят по спине, пробегают по всем позвонкам и
неспешно поглаживают зад. В это же самое время тело мужчины
выгибается, и его член становится еще больше: головка упирается в
пупок Эммануэль, и она делает почти незаметное движение бедрами, чтобы
усилить наслаждение. Невидимые руки снова приходят в движение, проводя
борозды по спине Эммануэль, и вдруг с силой нажимают на ее плечи,
заставляя соскользнуть с мужского тела. Она покоряется, ее лицо на
мгновение прижимается к пахнущей сандалом груди, а потом в ее рот
вонзается горячий кусок плоти.
Она начинает ласкать его покорно, исполненная сознанием долга,
особенно не усердствуя, не желая демонстрировать свой талант.
Монах, казалось, был разочарован. Внезапно он оттолкнул ее голову
и, прежде чем она сообразила, что он хочет сделать, крепко прижал ее
подбородок к ее же груди, а потом резко поднял ее ноги, согнул их в
коленях и прижал к голове так, что Эммануэль оказалась в позе
человеческого эмбриона в утробе матери. И тут же твердокаменный
стержень принялся за работу, прокладывая себе путь в заднюю расщелину
Эммануэль.
Он был скользким от слюны, и эта смазка помогла ей поначалу
удержаться от крика. Боже, прошептала она, как же узко у меня там и
как это больно!
Когда же мужчина вошел в нее окончательно, она пришла в еще
большее смятение. Какой же он длинный! Она не чувствовала его
величину, когда он был у нее во рту, а сейчас он проникал так далеко,
что мог вот-вот разорвать ее. Она думала, что больнее всего первые
минуты проникновения, но теперь, когда он двинулся дальше, глаза
Эммануэль наполнились слезами.
Она не могла бы точно определить, когда к боли стало примешиваться
наслаждение, но оргазм пришел позже и был длительнее обычного. После
первого исступления монах не превратил ее содомировать, он работал все
с такой же силой и напором, и она билась в сладких судорогах несколько
раз подряд . Теперь она кричала еще громче, чем при болезненном начала
процедуры. И она не могла сказать, сколько прошло минут, часов, дней,
пока ее невидимый любовник пролил в нее первую струю.
Анна-Мария закончила писать лицо Эммануэль, и теперь та позировала
ей обнаженной - Анна-Мария вместо скульптурного портрета Мари-Ан
делала портрет Эммануэль. Эммануэль не предпринимала попыток
совращения художницы. Во время сеансов она избегала разговоров о
любви, наслаждении и морали нового времени.
Прекрасная итальянка была влюблена в Эммануэль, и та это знала.
Однако она не хотела, чтобы Анна-Мария могла ее впоследствии упрекнуть
в том, что ее соблазнили. А Эммануэль получала свое от Арианы и от
сиамки, чья матовая кожа не переставала восхищать ее.
Между тем приближался день рождения Арианы. Надо было готовиться к
этому событию. Друзья Арианы и она сама решили ни в чем не отступать
от местных обычаев и начать праздник с фантастического маскарада для
всех своих знакомых.
Условились, что маски должны плотно прилегать, закрывать все лицо,
волосы и даже шею, глаза будут спрятаны под шелковыми ресницами и
веками. В продолжении всего бала никому не позволялось снимать маску.
Таким образом, никто не будет узнан и смело может делать то, на что
было бы трудно решиться с открытым лицом.
Одеяния из тончайшего материала будут плотно обтягивающими и
абсолютно прозрачными. Мерви знала, какими должны быть эти одеяния.
Только определенных форм и размеров грудь могла выглядеть
привлекательной в таком тесном наряде. Предварительное
освидетельствование своих достоинств вынудило потому многих кандидаток
согласиться, хотя и неохотно, на роль зрительниц, чтобы не отказаться
от участия в празднике.
Ариана и Эммануэль думали сначала, что Мерви сделает костюмы,
подобные тем, в каких выступают танцоры, закрывающие только верхнюю
половину тела и с трудом достающие до талии. Мерви предложила продлить
их получулками-полуштанами в виде крупноячеистой рыболовной сети; если
носить это без трусиков или чего-то подобного, как возбуждающе будет
выглядеть подобное зрелище! Но на этот раз соучастницы не согласились:
человеческое терпение не беспредельно, и этим штанам не остаться
целыми на всю ночь именно благодаря их привлекательности! Таким
образом, проект Львенка был забаллотирован.
Эммануэль предложила, что уж лучше им быть с самого начала вечера
совсем обнаженными ниже пояса. Мару, к примеру, если поднимет
чуть-чуть кончики перьев, будет вполне украшать ее естественный пушок.
Мужчинам в эту ночь отводилась роль скромных прислужников богинь.
И только богини будут полуобнаженными. мужчины обязаны явиться в
вечерних костюмах!
И появляющиеся, наконец, обнаженные ягодицы так ошеломляющие
соблазнительно контрастировали с причудливыми масками на лицах! А как
различны по цвету эти длинные, волшебные ноги - загорелые у блондинок
и тускло поблескивающие у сиамок!
Целый день дамы наслаждались предвкушением этой игры. Они заранее
предоставляли своим поклонникам возможность всячески злоупотреблять,
для них это удобный случай познать бессмертное, сверхчеловеческое,
неведомое дотоле: что может быть лучше этих обстоятельств, чем
тянуться к женщине и овладеть... гением.
Занавес из белого шелка, спускающийся с потолка, разделял зал на
две половины. Лампы были погашены, и только в глубине, за занавесом,
горел яркий прожектор. Гостям, расположившимся в мягких пуховых
креслах, предлагались напитки на любой вкус. В темной половине зала
были только мужчины и женщины, не участвовавшие в маскараде.
На белом шелке возникают смутные видения, почти галюценации:
осторожно взятые тонкими пальцами, словно нежные цветы, фаллосы разных
размеров и форм; их два, четыре, восемь... В медленном ритме паваны
кружат они вокруг фантома, вокруг призрака женщины, чье реальное тело
живет там, в запертом пространстве между прожектором и шелком...
Ее силуэт изгибается в сладкой истоме и, словно надломившись,
опускается вниз, неразличимым. Видна только грудь.
Чья-то рука возникает из ничего, описывает в воздухе параболу,
ладонь ложиться на невидимый живот, становится различим палец,
двигающийся взад-вперед там, где скрыт призрак пола. Этот фаллический
призрак все убыстряет ритм танца, наконец, а женское тело выгибается,
опирается о землю только пятками и затылком, превращается в натянутую
струну. Внезапно палец исчезает, Приап успокаивается, силуэт бледнеет,
экран погружается в темноту...
Но вот он вспыхивает снова, становится виден новый профиль с
остроторчащей грудью, длинными стройными ногами, голову украшает
воздушная прическа, высокая, как корона. С левой стороны возникает еще
одна фигура; танцуя под аккомпанемент глухо звучащих колокольчиков,
она приближается к первой, и призрак мужественности выдается вперед
решительно и строго, как на этрусских фресках.
Эти два образа соединяются. Легко, как пушинку, поднимает мужская
тень женскую. Выгнув спину, крепко стоя на неподвижных ногах, мужчина
с силой проникает в балерину, а та заключает его в крепкие объятия.
Все это ясно видно под искусственным лунным светом. И снова ночь
покрывает слившиеся силуэты своим покровом.
Кажется, что наступает рассвет и в этих искусственных утренних
сумерках вновь виден женский силуэт, неясно только, тот ли, что был
прежде, или другой; легче отличить друг от друга летающих райских
птиц. Женщина садится, подогнув под себя одну ногу и вытянув другую.
Мужчина, а может быть фавн, приближается к ней, опускается на колени.
Женский силуэт кладет ногу на его плечо и делает движение навстречу
жаждущему рту. Тень мужской голову зарывается в тени женских бедер, и
женщина откидывается назад, подставив грудь небесам. И свет вновь
медленно меркнет...
На переднем плане четвертой картины - сидящий мужчина. Тень
женщины - нет, музы! - возникает перед ним из мрака. Ее прическа
подобна облаку, и походка ее воздушна; танцуя, она приближается к
нему, склоняется все ниже. Фаллос героя медленно вырастает ей
навстречу и, наконец, сливается с этим туманным неразличимым ликом. Но
потом снова появляется и снова исчезает, окунаясь вглубь торжественно,
священнодействуя, твоя какой-то ритуальный обряд. Женщина исчезает.
Полубог остается один.
Но вскоре из черного сумрака проступает еще одна фигура. мужчина
простирает к ней руки, привлекает ее к себе, поднимает - и с силой
вонзает в нее свой член. Мягкие женские округлости сливаются с лепной
мускулатурой любовника. Руки обвивают его шею, губы прижимаются к
губам. И тело женщины изгибается с океанической гибкостью,
вытягивается в воображаемом потолку, опускается и снова парит в
воздухе. И при каждом движении фаллос появляется и снова погружается в
глубокую тень.
Зрители неистовствуют: каждый нерв напряжен, каждая жилка,
неукротимая сила пульсирует в их потаенных членах. Но представление
продолжается. Женщина подпрыгивает, взмахивая руками в воздухе, волосы
распущены и касаются земли, мужчину сотрясают судороги. Кажется,
животворный сок так и хлещет из него.
В следующей сцене зрители видят покоящуюся на высоком ложе
женщину. Ее плечи и лицо совершенно исчезают под густой волной волос.
Широко раскинув ноги, она словно ждет кого-то. И он появляется. При
его появлении женщина поворачивается спиной, выгнув поясницу,
становится на колени. Исполнитель мужской роли вонзается в нее сзади
так глубоко, что дальнейшее движение становится, по-видимому,
невозможным. Поэтому он внезапно застывает. И женщина каменеет.
Сразу же от левой кулисы отделяется другая женская фигура.
Плавными шагами подходит она к замершей паре. Выступающий наружу бугор
Венеры прикасается к женскому изваянию: женщина сразу же оживает,
поднимает голову, становится виден ее профиль, жадными губами она
впивается в приманку.
Это оживляет и мужчину. С внезапным напором он начинает терзать
бедра пленницы, и та, разорвав привычную тишину театра теней долгими
дикими криками, исчезает в ночи. Какое-то время экран пуст. Потом на
нем появляется двое стоящих друг против друга мужчин. Они сближаются
так тесно, что два их ясно различимых, торчащих вперед члена сливаются
в один огромный, толщиной в руку, фаллос. За спиной каждого нечто
вроде стола или алтаря. Слева и справа возникают два женских существа,
напоминающий барельефы на нубийских вазах. Груди выступают над
плоскими животами. Обе фигуры медленно приближаются к центральной
группе. Но правая останавливается на полпути, а левая опускается между
двумя мужчинами на землю и образует с ними одно целое. Нужно быть
особенно внимательным или обладать ярким воображением, чтобы увидеть,
как она берет в рот этот двойной фаллос. Потом она поднимается и
вытягивается на одном из столов. Голова ее на уровне мужских бедер, и
мужчины немного придвигаются к ней так, что могут губами прикоснуться
к женскому телу.
Другая женщина в точности повторяет весь обряд и устраивается на
втором столе, образуя с первой полную симметрию. Теперь обе средние
фигуры прерывают свой несколько гомосексуальный tet-a-tet, делают
полуобороты и приближаются к алтарям: губы женщина раскрываются им
навстречу, и каждая из лежащих завладевает фаллосом своего любовника.
Потом показываются еще два женских силуэта, несущие между своими
пышными грудями мужские символы. Грациозными обольстительными
движениями снимают они с шеи искусственные члены и прививают их к
жаждущим телам. Потом опускаются на колени между бедер этих новых
гермафродитов и приникают губами к тем нежным росткам, которые они
только что постарались облагородить.
Справа и слева появляются еще двое мужчин и приближаются к
коленопреклоненным женщинам. А те в тот же миг отворачиваются от
искусственных членов , которые они только что всадили своим
возлюбленным, и стремятся отведать вновьприбывших. Их сноровка
привлекает внимание двух других мужчин, от которых они оторвались, и
те снова поворачиваются и подступают к этим женщинам сзади, приподняв
из за бедра: по движениям мужчин видно, что они проникли достаточно
глубоко.
Двое стоящих мужчин, чьи фаллосы были во рту превратившихся в
андрогинов женщин, были разделены небольшим расстоянием, и оно
требовало заполнения. показалось еще две мужские персоны. Они
встретились в центре экрана, задвигались, закружились в пустом
пространстве и, наконец, приняли точно такую же позицию, которую
сначала занимала первая мужская пара. Все четверо касались друг друга
ягодицами.
Вслед за этим с обеих сторон экрана на сцену выпрыгнули две новые
женщины, потом еще две. Первые расположились вдоль алтарных столов и
принялись целовать груди лежавших там, ласкать следы, оставленные
искусственными фаллосами. Две другие, присев на корточки возле
приникших к фаллосам женщин, потянулись к низу их животов - ведь их
любовники избрали другой путь. Свободной рукой каждая женщина ласкала
грудь партнерши.
Таким образом на сцене образовалось шесть групп: в каждой группе
один мужчина и две женщины. Мужчина, обняв одну из них за талию,
укладывал ее на спину так, что ее голова упиралась в пятки другого
представителя сильного пола, того самого, кого в это время
содомировала поклонница искусственного фаллоса. Другую ученицу
располагали так, чтобы ее удобно было вылизывать той, что лежала на
спине. А руки "верхней" женщины должны были быть достаточно длинны,
чтобы дотянуться до мужских плеч и суметь потрогать член третьего из
четверки, вонзившегося в зад ее подруги.
Эти действия разворачиваются в обеих сторонах диптихона. Мужчины,
приведенные четырьмя последними исполнительницами, занимают
окончательное место на телах своих возлюбленных; но если раньше
работали только губы и языки, то теперь соитие совершалось по всем
правилам. и в то же время каждый из них ласкает грудь той, которую
лижет ее подруга и соединяет на ее бутоне мужской и женский языки.
Все их движения в постоянной гармонии: с жестами женщин, в которых
они вонзаются, с теми, кого они ласкают языком и руками, в то время
как их так же ласкают другие мужчины и женщины. Вся прелесть картины
именно в этой координации межчеловеческих отношений.
А тем временем свет мало-помалу меркнет, отдельные силуэты едва
различимы. Сгущающаяся тень стирает изображения с экрана, заполняет
последние пустоты между фигурами и все-таки не заканчивает игры.
Тонкой игры черных и серых тонов, которые движутся, вздрагивают,
пробуждая в тех, кто наблюдает за ними, какие-то могучие желания.
Она бежит к берегу и почти возле самой террасы падает на песок.
Преследователи догоняют ее, и она уже ощущает тяжелое тело одного из
них возле себя, его губы ищут и находят ее губы. Она чувствует, как
твердый, подобно окружающим бухту скалам, член раздвигает ее бедра. Ей
понятно это нетерпение, и она распахивается навстречу ему, покорно
отдаваясь мощи его натиска. Он счастлив, она радуется тому, что ее
победитель так настойчив, что он не интересуется, казалось бы, ее
желаниями, и без всякой подготовки, без предварительной игры попросту
пронзает ее. Другие словно ждут своей очереди.
Но вдруг после первого неистового штурма он успокаивается, и в его
движениях проступает что-то утонченное: он ласкает ее умело и нежно.
И вдруг он выходит из нее, поворачивается на спину и привлекает ее
на себя. Она понимает его намерение и в то самое мгновение, когда руки
второго начинают раздвигать ее ягодицы, и этот юноша неодержимо
проникает в нее с другой стороны, в то время как первый по-прежнему
остается в ней. И, несмотря на секундную боль, она, чувствуя на своих
губах соль моря и жаркое дыхание мужчины, спрашивает себя: можно ли
быть счастливее? Ах, как прекрасны эти двойные удары! Как ощущают ее
живот и поясница вес этих двух мужчин. Кажется, вот-вот они порвут
тонкую перегородку и встретятся там, внутри, подобно двум счастливым
друзьям!
Но это еще не все: остается еще один вход, еще одна гавань этого
безудержного ненасытного тела. Она поднимает голову, и третий мужчина
проникает в ее широко раскрытые губы.
Ну вот! Все трое - туда, глубже, сильнее! Она празднует мистерию
страсти, смеется, поет, ликует. Ах, как хороши три ее героя! Нет, не
трое, это один ее любовник, один с тремя орудиями наслаждения, с тремя
головами, с тремя парами рук, ласкающих ее тело.
И вот все четверо одновременно содрогаются в судорогах оргазма и
замирают. Эммануэль выскальзывает из их объятий и одним прыжком
достигает террасы. Отслоняет бамбуковую занавеску и входит в комнату,
где спит Анна-Мария.
Эммануэль опускается на колени, разводит руками ноги своей
возлюбленной. Она прижимает свои губы к вздрогнувшим губам ее
влагалища и вливает туда весь жизнетворный сок, которым наполнен ее
рот.