одиночество, вылущи память
из беспечной скорлупки – меня.
бултыхается в желтом стакане
моя глупость, а с виду – фигня.
для таких горемык одиночек
паче плахи страшна толчея.
оттого и торопится почерк
меня сплавить в иные края.
полустанок рифмованной грусти,
синей одноколейки черта –
это лучшее из захолустий,
где б свои коротать мне лета,
где мне нянчить своих домочадцев –
непрожитое счастье и речь,
и с полночными духами знаться,
и лимитчицу-музу стеречь.
да читать письмена заоконья
и любовный настаивать яд,
пока черную россыпь воронью
на ладони качает закат.
так и жить бы у смерти на нитке
и не знать ни словечка о том,
как медлительны будней улитки
под холодным вселенским дождем.