Я в образе, я в поднятой руке,
Изломленной, закостеневшей в небе,
В девчонке, вышедшей из дома налегке
И в старике, молящемся о хлебе,
В мещанской тупости снующих москвичей,
В бесплодном пафосе былых аристократов,
И в гении прокуренных ночей,
И в чьей-то многоразовой кровати.
Я всюду, и нигде мне места нет,
Ни дома, ни приюта, ни покоя,
Мне было три, а будет тридцать лет –
Я все равно не выйду из застоя.
Я в тишине, а тишина во мне
Сменяется ненужной суетой.
Я раньше это видела во сне,
Ну а теперь, к несчастию, в живой.