Он ангелом-хранителем работал,
Ценился прилежаньем и трудом,
Ничуть не доводя себя до пота,
Работу выполняя от и до.
Давно когда-то юным практикантом
Он верил в то, что главное – спасти,
Ну а потом, напуганный талантом,
Решил, что с ним ему не по пути.
Он доброту откладывал на завтра,
А чувства экономил и берёг.
Печатала «Божественная Правда»
Его заметки в ровно десять строк.
Использовал, спасая, бессердечно
Надежды примитивнейший обман,
И прятал разумеющимся нечто
Конвертик в белоснежный свой карман.
Он называл людей бескрылым быдлом,
А дураками тех, кто ввысь летал,
И ныл, что всё давно ему обрыдло
И что от жизни он давно устал.
А жизнь летела, ускоряясь плавно,
Разогреваясь водкой и рублём,
Замазывая буковки о главном,
Горя ацетиленовым огнём…
И он сбивался… навсегда, наверно,
Копя балласт несбывшихся надежд,
И напивался, медленно, но верно,
Теряя свежесть мыслей и одежд.
Его нутро размякло, суть размокла,
Привыкнув составлять, а не творить.
Обвисшим брюхом не пролазил в стёкла,
Чего уж там о душах говорить.
Дрожали, осыпая перхоть, перья,
И не хотелось ничего хотеть.
И без глотка креплёного с похмелья
Он по утрам уже не мог взлететь…
Но как-то раз, проснувшись с ночи трезвым
И не поймав до полдня отходняк,
Он, освежившись ветерочком резвым,
Вдруг осознал, что всё давно «не так».
И прокляв эти облака и стены,
Услышав вновь потерянный мотив,
Расковырял он неумело вены,
На небо голубую кровь пустив…
Его спасли… Ведь ангелы бессмертны.
Под капельницей плача и трясясь,
Лежал он, безразлично и инертно
На санитара-дьявола косясь…
Сейчас он, оклемавшись понемногу,
Стирает слёзы с воспалённых глаз
И всё катает заявленья Богу
Из множества ненужных глупых фраз.
2005