молитвенник

Галина Толмачева-Федоренко
МОЛИТВЕННИК
(Младшей сестре)

Зачем, сестра, ты ходишь на пляж с молитвенником,
Зачем тебе широкая юбка до пят?
В курортном городе сердце - медведь в малиннике:
Как много вокруг загорелых, в плавках ребят!

Они, смеясь, поднимают подружек на руки…
А ты в купальнике чудо как хороша!
Но в разговоре девчонкой кажешься маленькой,
И все твердишь, что у женщины есть душа.

Усач-сосед приставал: «Для чего Вам камушки?
Зачем изучаете волн следы на песке?»
Он в бар позвал и успел назвать даже лапушкой, -
Ему ль понять, что висим мы на волоске,

Что плоти желанья греховны, что жизнь - пустыня,
А через пустыню один есть к Вечности путь…
Зачем же теперь, глядя вдаль, на плавник дельфиний,
Тоскуешь ты так, и вздымается тихо грудь?

Зачем всё того усача ищешь робким взором,
…Но видно гуляет он где-то с дамой другой,
И чувства свои называешь безумным сором,
И гонишь из памяти голос ты дорогой?

Зачем, сестра, ты ходишь на пляж с молитвенником,
Зачем тебе широкая юбка до пят?
Ах, если б кто-то назвал тебя своей миленькой! -
Но строго глаза по строкам вещим скользят...


ЗВЕЗДОЧЕТЫ

Торт именинный
в нарядной блестит темноте.
- Бог
День Рожденья
справляет
в космических далях.
Сколько свечей
на бескрайнем
волшебном торте?               
Что там на креме написано,
как на скрижалях?

Мы, свечечёты,
открытку Ему сочиним,
Только вот как бы
нули сосчитать в юбилее?
Кармы-туманности
тянутся словно бы дым,
На Приглашение
втайне надежду лелеем…

ДРЕВО-ХРОНОТОЧЕЦ

Ствол Времени растет и вширь и ввысь,
А я – лишь древоточец. Неустанно
Грызу, ползу – но, если даже вниз
Свой рою ход… Сок и смола нирваной
Воспоминаний правят путь мой… Я
Бреду неровно… компас мой неточен,
Украсили квартиру «мебеля»,
Но кругосвода лабиринт источен.

 - Мы источили Время там и сям
Судьбой,
судьбиной,
всякою судьбишкой.
Заржавленные ходики к чертям
Грозят нам Апокалипсиса крышкой!
Все ход спешим
Извилистый
прогрызть
Особенный, ни с чьей судьбой ни схожий…
Какой в нем смысл? Какая в том корысть?
Ствол – мирозданья столп, а путь ничтожен.

….Но есть у австралийцев инструмент,
Что музыкой племен был первобытных.
У старой древесины свой секрет -
Там миллионы комнаток термитных
Прогрызены. Лишь дунет музыкант
И ветер запоет в тоннелях-норах.
Пусть Вечность – древний часовщик-гигант
От песенки душой растает снова.
И, может быть, мелодии каприз,
Летя судьбой, вновь нам подарит жизнь.

…Так что есть Дух? Он вестью о любви
Летит.
Вокруг - лишь потолки да стены.
Мы все – термиты, люди, соловьи
В коленцах музыки
упали на колена.
- Дуй, музыкант! - В той лучшей из церквей,
Чей купол весь источен звездным светом,
…Дуй музыкант, и сладкий сон навей,
Чтоб он увлек весь мир своим сюжетом.


ЯБЛОКОПАД  В  ВЕЧЕР ЯБЛОЧНОГО  СПАСА

Яблоня ночью сад сторожит –
Яблокопада слышны шаги.
Выйду из дома – не видно ни зги,
А яблоня будто рядом стоит.

Стук по листве её круглых лап
Меня не пугает. Мы с ней говорим
О том, что из бочки Вечности «КАП!» –
Капает время древней, чем Рим,

Чем нынешний глобус и человек
(Ведь первые яблони создал Бог) -
Вот так же в снежок слепляется снег
Былых лепестков - в волшебный клубок -

Он манит куда-то, круглясь в руке,
И, я, повторяя:«Яблочный Спас!»,
Готова за ним пойти налегке
В край детства беспечный прямо сейчас.

А низкой Луне на ветке небес,
Хранящей мерцанье мраморных сфер,
Никак не понять: как живем мы без
Других подтверждений святынь и вер,

Чем яблокопад, идущий в саду,
Чем солнечный блик в усталой душе…
Непросто быть с яблоней век в ладу.
Жить просто, заметим, не просто вообще.

Властителю

Так он всегда видит одно и то же –
лунную дорогу, и хочет пойти по ней.

Мих. Булгаков.
Мастер и Маргарита.

Вспомни, как под крики толпы
Отдал Сына казни жестокой…
Откуп твой – в реке пустоты,
Что бежит до луны далекой.

Ты прилюдно руки умыл –
Вечно в тьму та вода струится.
Не с брильянтом перстень луны –
Око неба в нём серебрится,

Что, качаясь, в волне плывёт,
А меж тем совсем недвижимо,
Словно знает всё  наперёд
И глядеть не создано мимо.

Эхо вторит: «руки чисты…»
Только в горле вдруг перехватит:
Зеркала меняют черты,
Когда ближе душа к расплате.

Лунный дым сгребут облака
В горы, замки,
Всё – мимолётность:
Ты свободен вершить, пока
Не приходит бесповоротность.

Красный плащ иль кровь из горсти?
Но ведь видел Его – живого! –
И тогда еще мог спасти
Свою душу единым словом.            



Праздник

Долго гуляли, играли у самой воды,
Камни бросая в волну, любуясь на брызги и радуясь шуму,
Весенние первые рвали цветы и зайцев зелёных с ив,
А небо… ах, небо! – вдали провода словно струны,
И солнце сегодня особенно ласковое,
Город притих, слушая праздник Пасхи,
Музыку, песни, говор, качелей скрип,
Но праздник подходит к концу,
И трамваи увозят веселье, увозят из парка,
Где осталась встречать закат
Красная скорлупа.


В  ЧЕСТЬ  СТРОИТЕЛЬСТВА  ЧАСОВНИ

Твои леса уже сняты,
И, вышедши из них,
Не попеняй мне с высоты
За неуклюжий стих…

«Даст Бог, и долго простоит,»-
Сказали мастера.
Часовенки наряден вид,
А стружек веера

Не все растеряны  пока –
Знай золотят траву,
И благолепно облака
Вплывают в синеву.

Вдали, в миру – шум, гул, кураж,
И ветер пыль несёт,
А здесь пейзаж  словно мираж –
Здесь вера мир пасёт.

Ещё часовенка нова,
Но скоро будут к ней
Молитвы, просьбы и слова
Обращены людей.

Заплачут свечи – час придет
И ноша нелегка,
Но освященья она ждёт
С прилежностью цветка.

Как может зло переломить
Игрушка-теремок?
Вдруг хулиган придёт «шутить»,
Взяв спичек коробок?

Но, кепку сняв, стоит пред ней
Вчерашний лоботряс.
И васильков глаза синей,
И будто душу спас.

 «Даст Бог, и долго простоит,
Не подожжёт никто» –
Крестясь, старушка говорит
Тревожным шепотком..

Даст Бог, не будет зла вовек
Ни здесь, и ни окрест,
Не зря же бедный человек
Надеется на крест.

Хоть и  нельзя душой калек
В один присест спасти.
Но сквозь ненастья, бури. Снег
Дано душе расти.

Уж как её ни обожгут –
Всё ниже трав зола,
Опять бутоны там и тут –
Душа вновь расцвела..


Повороты  руля
(Родившимся в СССР и оказавшимся в СНГ)

- Вы откуда плывете друзья? - Из России,
Из империи – той, что была всех красивей,
Всех огромней, ужасней... Такой уж не будет,
Мы, как древние римляне, стали без судеб,

Но язык, на котором пока еще пишем,
Не застыл, наподобие мертвой латыни,
Рифмы-весла подняв, мы опять вроде дышим,
И бредет по волнам – вдаль, к Восходу, мессия…

- Вы куда возвращаетесь, други?
- В Россию….



РЯБИНОВАЯ   КИСТЬ

От Лавры невдали
Под куполиной сенью
Стоял, трясясь, как лист,
С улыбкой дурачок.
И кто ему дарил,
Стремясь к души спасенью,
Пред тем рябины кисть
Склонялась, как цветок.

Хоть медячок бросал
Прохожий сердобольный
И дальше шел, тем рад,
Что совершил добро,
И лишь один сказал:
«Без дум душе привольно
Смотри тебе, дурак,
Пожалуй, повезло!»

А нищий бормотал,
Крестясь рукой неловкой:
«Спаси…»
 - с трудом большим
Произнося слога,
Он мало понимал,
В деньгах, да и в издевках,
И выручку родным
Пропить не помогал…

Убогого в раю
Господь рассказ услышит, -
Молит за всех людей,
Не знает кроткий месть…
Но бездны на краю
Душа скупого рыщет
Завидуя тому,
Кто может мыслить здесь…

Коробки спичек

Купила упаковку спичек, а там на каждом коробке фото человека, которого ищут близкие. Акция «Жди меня!» В наше время и столько людей пропадает без вести – как страшно…. Попыталась что-то сочинить по этому поводу, потому что поэт должен отзываться на события мира.

Они глядят с простых коробок, когда пламя зажигаешь,
Будто каждой спичинкой зажигаешь свечу, моля Бога об их здравии,
О том, чтобы он спас и сохранил их тела и души,
И, кажется, будто Бог может услышать,

Но чернеет спичка и, кажется, видишь,
Как чернеют горем лица тех, кто не ведает о судьбе родных своих,
И загорается следующая спичка,
И видишь, как чье-то сердце горит страданием по любимому человеку,

А, если все-таки, не дай Бог, 
Ждать бесполезно,
То в пламени спички из такого вот коробка
Один человек увидит адское пламя –
И увидит его – убийца.

…Но хочется верить, что люди не способны на убийство,
Ведь все они родились плача от бессилия и в надежде на то, что им помогут,
И. Если ты живешь, то потому лишь, что о тебе позаботились, когда ты был беспомощен,
Разве может тот о том заботились, встав на ноги, начать убивать? Откуда в беспомощном это? Из плача? Из молока? Из воспоминаний о первом увиденном сне? Проснись от страшных снов и улыбнись миру в нем хватит молока на всех, а все мы так малы что в руках Бога земля наша не больше спичечного коробка.
Что он видит на этом коробке?
Будет ли он спасать Землю, спасать наши души, если Земле станет угрожать опасность? Сможет ли мы умолить его, чтобы он нашел нас, когда мы сами уходим иногда от Него?
Почему так страшны бывают судьбы человеческие, а злые деяния остаются безнаказанными?
Нет ответа. А может мой разум слаб и горит слишком недолго чтобы мне успеть понять ответ. А может мы еще слишком неразумны чтобы Бог отвечал нам. Детям опасно играть со спичками.
Опасно жить беспечно…
Опасно … опасно… нас приучают чувствовать опасность, видеть смерть, которая всегда тихо крадется за смертным…Тогда зачем же из плача и боли когда-то соткалась плащаница бессмертия? И будет ли мир когда-нибудь спасен, станут ли все радостны и счастливы, начнут ли понимать и беречь любовь и друг друга… Вопросы, вопросы… глаза задают вопросы, звезды задают вопросы, словно в мире остался один-единственный знак препинания….

Ненаписанное стихотворение о двадцати двух детях, погибших при пожаре поселковой деревянной школы в  Якутской области

Я хотела написать стих о двадцати двух белых птицах, не вернувшихся домой, о стонущем снежном ветре, о северном сиянии, которому улетающие в вечность дети подарили двадцать два радужных елочных шарика, чтобы крохотными бликами отныне в каждом из сияний смотреть на Якутию и на детей спешащих по утрам в школу, желая хотя бы им Счастливого Возвращения...
Но страшно сочинять, когда глаза застилают слезы.


Памяти парнишки, убитого на дороге неподалеку от старой ивы

Цветок лиловый у столба не вянет, прикручен к проволоке матери рукою,
И до могилы сердце будет плакать о жизни, что погибла молодою...

Памяти призывника Владимира, погибшего от пневмонии в Магаданской больнице

Опасался как все дедовщины, учений мытарств
Оказалось аэропорт, три ночи холода, ветер,
Хрип в груди, неуслышанный лекарем, запах лекарств,
Нечем, нечем дышать - одиночество смерти
Так жутко: белые стены, белые стены, боль…
А как же – бабушка? Мама? А как же присяга?
Может завтра пойду на поправку? Откуда тоннель?
Кто так больно толкает в спину: шагу прибавь, мол, шагу!
А бабушка будет плакать, читая письмо,
Младшие братья от журналистов закроют лица руками
В последний раз небушко видел в больнице, в окно,
И полетел, как брошенный в космос камень….

В поселке девчонка быть может любила его,
Но перед призывом успел ли помиловаться?
Что там, на том свете – есть свет ли иль просто темно?
Можно ль там радоваться и ужасаться?
Есть ли ответ за рентгена лучами на вечный оскал, что издревле дан?
Судят ли там, не смотря на чины, - каждого – за свой Магадан?


Милость небес

Летний дождь в грязном переулке.
Под крышей магазина - скрюченная бабка с протянутой рукой.
Я решила, что старуха просит милостыню,
А, приглядевшись, поняла, что она ловит рукой капли дождя.


Первоклашка из Беслана

Мама, я праздник ждала давно,
Букет на диво тяжел…
Новое платье было длинно,
Бабуля подшила подол,
Чашечки наклонились цветов -
Зачем в них налили нефть?
На лепестках запекается кровь,
В спортзале кружится смерть.
Черные маски надгробье ткут,
Лелея дикую месть,
Мама, букет как мрамор тяжел...
И надпись на нем не прочесть...



КУСТЫ  ПИОНОВ

             Памяти моего деда -
              Владимира Игнатьевича
            

Весна как в детство впала в нежно-синий
Апрель… Пьет теплый кофе вешних вод
Затягиваясь изумрудным дымом,
Себя - себе в наследство отдает.
А я старею с каждою весною,
Морщинки резче, если ярок свет,
И кашляю, когда побеломорю,
И, кажется, что вот уже сто лет
Живу на свете или даже, может,
До света, раньше, где-то ТАМ жила…
Весна как воробьям тепло нам крошит,
Надменная - считает, что права.
Как воробей в ласкающих лучах
Чирикает, поверив: счастье прочно,
Войду я в сад - в раскидистых ветвях,
В цветах огромных - весь как в детстве точно,

Когда с утра к пионам я бегу,
А там словно на сладкой груше улей,
И в плаванье жуков пускать могу
По бочке в лепестках, чтоб не тонули…
О, если бы как игры -голоса
Мне вспомнить тех, кто нынче улыбнется
Лишь с фотографий…Обойти бы сад,
Где сердце так бессмертно еще бьется
Там буду слушать старой вишни ствол,
Шуршанье облаков на синем своде,
И вспомнится веранда, круглый стол,
Крыльцо… и дед мой молодой -Володя.
По вечерам курил он здесь…Из тьмы
На огонек иду и в дом согреться,
Но мало помню… Ужинали мы.
Посуду протирали полотенцем.
Сияли как цветы в буфете чашки.
.. А в ящике комода посейчас
Очки лежат, как телескопы тяжки,
Для тех далеких словно звезды глаз.

…Скворечню помню – щебетали птицы…
Собаку злую. Лодку на реке.
И гордость, что мой дед -главврач больницы
Ветеринарной… в тихом городке.
Потом -Хабаровск, книжки, двор да  школа,

Вдруг в дом письмо пришло…Рыдала мать,
Узнав, прочтя, что болен папа, скоро…

А я не плакала - я не могла понять…
И до сих пор не верю, будто знаю,
Что в бесконечной дали неземной
Мой дед меня прощает, понимает,
Стихи читает за моей спиной…
Там длится сад в серебряных ветвях,
В цветах огромных, разноцветных листьях,
Легко в нем дышится, душе неведом страх,
Беспечно все, и вечно - повторится.




Мытарства пути и вселенной замшелая дверь…
Незримая ось развернет веера измерений.
С веранды времен осыпая забвения хмель,
Ступлю за порог, что казался лишь радуги тенью,

В реальные комнаты / Ах, я их помню из снов!/-
Стол круглый и темный - под ним славно
                в куклы играть как под крышей,
Жестяный квадратик у печки, в гостиной скрипенье полов.
Свет золотой как подсолнух слегка занавески колышет…

А в вечном саду мимо бочки большой дождевой
Ко мне заспешит мной и дедом спасенный утенок, -
На лапку слегка припадает, бедняжка хромой,
Вновь глажу тебя и кормлю,
                вновь мой голос и тонок и звонок…

Все те же плывут корабли высоко в синеве.
Как много вверху светлых ангелов в ярком свеченье!
А Время прирученным волком сидит в конуре,
Из Вечности книги грызя многоточий печенье…


МАМЕ

Раскрыла пыльная луна все карты, сдвинув лужи неба. -
Но Тайна все же не видна -сокрыта…И апостол хлеба
Бросал мне крошки с облаков, и крылья нарекал дымами…
Потом я родилась. Но слов не знала, чтоб сказать все маме.



ЛАНДЫШ И ТОРГОВКА

Стайки лепестковокрылых
Крохотулек-лебедей
В листьях сумрачных пугливо
Схоронились от людей…

Ах, торговка вяжет больно,
Рыщет коршуном - рука….
От неё бы с колокольным
Белым звоном – в облака!

Дивны крохотные птицы
Над торговки головой,
Пусть она перекрестится,
Под поющей синевой…


ТРИ  ИЗМЕРЕНИЯ

Большие чашки - фонари, и желтый свет как мёд внутри,
и по ночам - ты посмотри: их лижет ветер.
А где-то на краю Земли тарелки звезд как фонари,
там курс теряют корабли,
но мир там светел.

Земля стоит на трех китах, ни одному не ведом страх,
Во волнам времени плывут куда - не знают.
А где-то на Земли краю светло и гулко как в раю,
там север переходит в юг,
и ветер лает.

Ворчит, сердитый, на луну, затем, что голодно ему:
свет лунно-звездный ни к чему, раз нет дороги.
А кит не предается сну и не клюет он на блесну,
но бесконечность через нуль
пройдет в итоге.

Прямые параллельны, но - пространство все ж искривлено,
и чудо вырасти должно как светлый лотос.
Однажды формула сверкнет и новых измерений счет
откроет…И как реку, вброд
пройдем мы Космос.

Игрушки и лучик

Возможно ли заснуть, когда темно,
когда игрушки кажутся чужими,
Вдруг тьма проникнет в мысли?
Кто сумеет вернуть мои фантазии и имя?
Но если мамочка не спит –
она читает на кухне и пьет чай, то все, порядок…
Из коридора лучик золотой
проникнет в комнату и сон мой будет сладок.

Но вот - я выросла - и страхи тоже…
Тьма
казалась жуткой и бездонной,
Но слабый луч увидела я вдруг
звезды невыразимо нежной, скромной,
Домашний, тихий луч
шел миллионы лет по коридорам космоса из далей
Немыслимых…
Чтобы утешить тех, кто любит. - он, не знающий печалей,
Шел верно от лампады светлой той,
что Книгу вечной жизни освещала,
Где сам Господь листал ее рукой…
И, может быть, начнет листать сначала…