«Мой юный друг не пишет на заказ».
Я принимаюсь за работу.
Как страшно сердце трепыхается в груди!
Мне страшно. Страшно.
Боже, как мне страшно!
Мой Бог, ты подарил мне сладкий яд.
Я знал давно, я видел – умираю.
Я не успел, как много не успел.
Сороковая.
Сорок первая.
И что же?
И это всё?
О Боже, это всё?!
Я рано, рано вышел на дорогу.
Жизнь сносна. Смерть – провал в глухую бездну.
Финал. Разрыв. Мир рухнет и погибнет.
Послушай, Боже, мною жив весь мир!
Я умираю, братцы. Умираю.
Глаза устали. Надо отдохнуть.
Порою руки пишут слишком быстро,
Но чаще – слишком медленно.
Увы,
Еще никто не изобрел устройства,
Ведущего бухгалтерский учет
Бредовых нот больного музыканта.
Да полно! Уж не выдохся ли ты?
* * *
Большое горе посетило одного,
Другому же – постылая работа.
* * *
Наутро разбирал черновики.
Здесь почерк скор, здесь было вдохновенье.
А это – бред!
Долой. Напишем снова
Сплетенных нот добротную фактуру.
…Ах, как некстати, Боже, как некстати!
Я болен, Боже, не могу творить.
Пишу, как шьет напившийся сапожник,
Едва – едва в созвучья попадая.
Быстрей бы расхлебаться, отдохнуть,
Да подлечиться, да не видеть ноты.
Ах, как некстати, Боже, как некстати!
* * *
Она была юна, была чиста.
Когда он ей закрыл глаза, казалось,
Что ангелы стоят на небесах
И не поют, а тихо-тихо плачут.
Из кожи вон рвалась его душа.
О Господи, да разве ты не видишь,
Что смерть попала пальцем не туда
И жизнь отобрала несправедливо?!
Я знаю, Господи, таков закон.
Из хаоса является порядок,
Из тьмы несправедливостей земных
Всевышний лепит Справедливость мирозданья.
Я понимаю, Боже, понимаю.
Я принимаю, Боже.
Принимаю.
* * *
Вспотели палачи.
Нелегкий труд –
Калечить, мучить тело.
И где-то там бессмертная душа,
Которой в теле стало неуютно,
Пошла на компромисс.
И тело дух перевело.
И кровь слизнуло с губ,
И подсудимый признает себя виновным.
Я понимаю, Боже, понимаю.
Я принимаю.
Да.
Я ПРИНИМАЮ!
* * *
Безмолвный,
Я подписал.
Я согласился.
Я закрыл глаза
Возлюбленной.
А может, это вечность?
* * *
Я слышал, есть неподалеку музыкант.
Пускай напишет «Реквием».
Оплачет.
Оплачен будет труд вознагражденьем.
* * *
Чужое горе.
Ты же – знай, пиши.
Ну хоть бы в жизни раз мне предложили
Задание, чтоб было по душе:
Веселье, блеск, изящество, лукавство.
Чужое горе.
Новый лист исписан.
А за окном гуляет непогода
И ломит голова.
Ну вот опять –
Я ничего не слышу.
Вновь зашел в тупик.
Достаточно один лишь раз сфальшивить,
И немота из всех щелей полезет.
* * *
Чего ты хочешь, Боже, от меня?!
Я слишком слаб для всех Твоих предначертаний!
А эта музыка – не более, чем пытка.
Но я лукавлю.
Пытка так сладка,
Что я, пожалуй, не сумел бы отказаться.
(Не надо все валить на нищету,
Хотя нехватка денег так мешает!)
Не лги себе. Ты ждал его всю жизнь:
Момент, когда не надо быть веселым,
Когда свой страх и свой позор и срам
Ты публике доверчивой предъявишь
На самых на законных основаньях.
…И плохо так, что нечего терять.
Кончаются в чернильнице чернила.
Вот уж взаправду – голубая кровь!
Закончатся – и вечер даром прожит.
Похоже, их все меньше остается.
Все меньше вечеров. А труд в разгаре.
Закончить бы…
22 сентября 2004 г.