Ему двадцать один, и он спит,
Прихватив одеяло коленом,
В полутьме долгожданного плена
Позабыв неустроенный быт.
Двадцать два. И он смело открыт,
Точно книга на первой странице,
И ему беспорядочно снится
То Гибра'лтар, то Куба, то Крит.
Двадцать три, и он все еще прост,
Как рисунок мелком на асфальте,
Как заботливо сложенный фантик,
Как о возрасте глупый вопрос.
Двадцать пять - и он все пережил,
Все познал и подвергнул сомненью,
Не порвав в непосредственном рвенье
Ни одну из ответственных жил.
Двадцать шесть, двадцать семь и опять
Пляшут мимо дорожные вехи...
Но устало прикрытые веки
Не дают прочитать "сорок пять".
Тридцать пять, тидцать шесть... Седина
На висках в лунном свете мерцает,
Он же - спит и её отрицает
С немудреной посылкою «на...»
Не буди, не буди, не буди -
Протестуют колеса экспресса.
Проводница глядит с интересом...
Не буди, ему двадцать один.