Я умираю. Думаю, что умирают так, как снег:
Сначала меркнут на земле и мокнут на собольих
Ворсинках шуб. Бесцветной глыбой исчезают на траве.
И как же мне не умереть, отвергнутой тобою,
Одной в Москве.
Был врач. Он слушал легкие, он спрашивал, он руки мыл,
Он на запястьи пульс внимал и у костей височных:
«Вам ничего не остается, разве только взять взаймы
У марта. И в оставшееся время что есть мочи
Последним снегом грохотать по трубам водосточным
В конце зимы!»
Быть может, ты увидишь - этот снег рассыплется, упав -
На бусинки. Успеешь разглядеть свою средь криво
Нанизанных на спутанную седину замерзших трав,
Среди моих ошибок, среди грохота с надрывом,
Средь сотни правд.
Найди ее. И брось меня одну в Москве. И окажись
На площади пустой в руках с моим письмом в конверте…
Родимая, пока еще зима, и снег идет, скажи:
Ну, неужели только после снега – после смерти -
Наступит жизнь?