В продовольственных – слякоть и давка.
Бродский
Одиночество требует плотной толпы.
Одиноки мокрицы, жучки и клопы –
оттого-то и лезут на стену.
Житель города, впавший в рождественский раж,
может быть, и желает другого, чем граж –
да нельзя не вписаться в систему.
А система проста. Человечий поток
и бурлит и пузырится, как кипяток,
и колышется пар на морозе,
и портяночный дух полутухлых идей
солоней описания, как ни владей
словесами в стихах или в прозе.
Дорогой уважаемый житель Земли!
все твои урожаи растут из земли
и обратно. Восхищен трубою,
ты наполнишь однажды пустой этот стиш,
и, как легкий корабль, полетишь, полетишь,
над стеной, над толпой, над собою.
Лишь кореньев лишившись, побегов, коры,
ты взовьешься, кораблик, в лихие миры,
а пока обретаешься в нашем.
Мы стеной загораживаем глинозем,
по лежащей стене к горизонту ползем,
неотросшими крыльями машем.
Удовольствуйся брат, легкой ролью волхва,
как и вся мимолетная наша братва,
наше вялотекущее племя:
под резиновой елкой пластмассовый дар
оставляя, надейся, что с ним передал
по наследству щепоть искупленья.
Где-то за горизонтом неведомый гость
собирает щепотки в широкую горсть.
Там, должно быть, уже отыскали
смысл конечности – бега по воле ноги;
смысл конечности века земной мелюзги;
вечный смысл временной вертикали.
А пока все бессмысленно и хорошо.
Единичное чудо зовется душой.
Невзначай, не спеша, постепенно
разгорается праздник, танцует душа,
и стрекочет волхвенок, щепоткой маша
возле елочного манекена.
ASh