Люди… Всюду люди. Бегут, толкаются, отчаянно матерятся, мешаются в тесте толпы и растворяются в ней. Гудит движущийся улей: зловеще и страшно. А Алисе всё равно, а Алисы больше нет, как и нет больше в этом мире не единой живой души. Стынут пустые улицы и проспекты, оглядываются фонари, молчат угрюмые здания и гуляет звонкое эхо по безлюдным переходам. Где-то танцует вконец осмелевший ветер и путается в кружеве алисиных волос, разбросанных на сиреневом снегу мягкой подушки. Дрожат алискины ресницы: предательски, наивно… Тихо! Тише… Спит Алиса, спит и видит свои полосатые сны, которые обступают её со всех сторон прозрачным полотном лёгких мыслей. Скачут серые тени вокруг её кровати, скачут и смеются : « Алиса, Алиса, Алисонька» . Тсссс! Улыбается во сне Алиска и цветёт на её губах улыбка, цветёт и тает. Водят хоровод за окошком стаи опавших бурых листьев, и тёмные тучи варят в своих колодцах осенний дождь, и редкие машины бьют электрическими лучами света по пасмурным домам, и пляшут стрелки настенных часов на углу двух улиц, и кто-то целует кого-то, дышит прерывисто и жадно и готовится встретить немыслимое утро в объятиях другого человека. Стучит ритмично где-то неутомимый поезд, считая бесконечно свои рельсы и шпалы запутанной паутины железной дороги, скользит по солёной водной глади белоснежная яхта мистера Маккоя , а хозяин последний с бокалом французского вина «Бордо» 1869 года выдержки и кубинской сигарой в зубах старательно перерисовывает изменчивую карту звёздного неба, гудит где-то горячий Канкун и лизают берега его лазурные волны. Египетские пирамиды, подсвеченные желтооким прожектором огромной луны, всё так же преданно стоят на тысячелетней вахте похороненных в своих глубинах невероятных тайн. Белоснежный храм старого маяка, с интервалом в полминуты, посылает коротко-красные позывные желанной надежды в самые недра водной стихии. Звенит пронзительной дрожью хрустальный воздух, разбитый над безграничными, сиреневыми полями ледяной Антарктиды: звенит , пересыпается. Бредёт по бесконечно-знойной пустыне утоплённый раскалённым до бела огромным и нестерпимым солнцем, пёстрый караван. Развесёлое такси томится и обречённо вздыхает, попав в коварную паутину пожизненной пробки в самом сердце Монхетена. В стареньком кинотеатре молодой человек, положив руку на тоненькую коленку своей малознакомой спутницы, непроизвольно зажмурился, ожидая ответа в виде неминующей его смазливенький фэйс мгновенной пощёчины. Падают где-то яблоки: красные , спелые; в пожухлую траву, и мягкая вата рыхлого тумана скрывает такие сокровища от любопытный глаз. Сверкают разноцветной россыпью разбросанные по шёлковому ковру ворсистого моха смешные шляпки весёлых подосиновиков. В ботаническом саду, удравшая из полосатой клетки крошечная канарейка залилась грустной песенкой… А Алисы нет, спит Алиса… Спит и улыбается во сне. Тише.. Тише…