Когда в сердце разрыв, на дворе плачут голуби, с побитыми крыльями, простирающими руки к господу, который занят, который утомлен бесконечною скукой человеческих будней, монотонной любовью, вечными льдами, которые дворник не в силах убрать, как ломом не колет он их и не греет рук у костра, чуть больных, онемелых, как смотрят бомжи на московскую сагу, воспетую каким-то безумцем в пылу ненависти ко всему человечеству, на погибель рожденного.
Боги! Неужто души вас порыв безмятежной не трогает вовсе? А, впрочем, пустое, минутой затоплена, теплиться нежность в младенца невежестве, я понимаю, что все, что не дадено, все мною украдено из сонма богов, не приподнявших даже и веко, все знающих итак. А потом наступает прозрение, когда с лошади мыло, и загнана тройка, каурых, резовых, а сам весь в снегу- колыбели- ты вдруг понимаешь, что это одна лишь из сказок детей, рассказанных на ночь, и все так, как надо, как хочется, что бешенный круг лишь кольцо золотое на пальце без имени, и тихо с любимым ты спишь на кровати, укрывшись лучами последнего солнца