Кричали дети
издалека: “Оле! Оле!”.
Так матерились и хохотали,
что эти вопли Оле-оле-оле-оле!
из атмосферы повылетали
как бы ракетой
или межзвездным кораблем
или шутихой на карнавале,
рассыпав искры,
але-алеющим огнем
все стартовали и стартовали.
Вцепившись в кресло,
навек приросшее к земле,
мой друг дивился на эти игры.
И дыбом чресла - Оле-оле-оле-оле!
и кругом жабры, и комом фибры
затем, чтоб вспомнить,
как за окошками Дени,
в академической сирени,
почти бесплатно
(ну только руку протяни)
роятся блики и бродят тени.
Итак, верхами -
Оле-оле-оле-оле!
салют, тарелки, астральный шорох.
Итак, низами -
сады на бабушке-земле,
орущий отрок, словесный порох.
И, спотыкаясь,
но все же с креслом за спиной
мой друг выходит
и держит траверс
на встречу с кем-то.
Предполагаю, что со мной...
Конечно, падре,
конечно, каюсь.