Вблизи холмов, от города вдали,
невдалеке от брошенной границы,
я видел дом среди цветущих лип,
покрытый темно-красной черепицей.
Мой путь лежал левее, но чуть-чуть
пересекал лужайку и аллею.
О чем сейчас всерьез и пожалею,
так что не смог налево повернуть.
Кто отозвался на негромкий стук
кольца дверного под моей рукою,
кто отворил мне двери - не припомню
лица его. Лишь мелодичный звук
не то ключей на поясе, не то
бубенчиков по краю одеянья...
Два марша лестницы, потом виток
и десять комнат в радужном сиянье.
Я развернулся. Дрогнула стена.
Светильник лопнул, брызнули осколки.
Мой проводник поморщился и только.
Но что-то стерло наши имена.
Я уходил, желая тех троих
неназванных, что были мне как братья.
И, ощущая скорбные объятья,
уже не видел, нет, не видел их
смущенных лиц. В звучанье голосов
не узнавал привычные созвучья.
Я уходил. И следом на засов
закрылась дверь в мое благополучье.
Мой путь лежал левее. Впереди
еще был сад, заброшенный и старый.
Зачем пришел? Откуда уходил?
Какой вкусил награды или кары?
Левее, к лесу, быстро, налегке,
ни с кем, ни с чем, я - вымышленный, пришлый.
И в такт шагам покачивался крыши
покатый профиль. Солнце в сосняке
светило так, что резало глаза.
В прогретых кронах шевелился ветер.
И я, конечно, посмотрел назад.
И ничего, конечно, не заметил.
Лишь черепицу битую с земли
поднял, и, пыль смахнув,
в котомку бросил,
но у калитки, возле старых лип,
а, может, дальше - среди старых сосен,
задумался и выронил ее...