Пятница. Полтретьего ночи. Луны нет. Звезд нет. В доме все спят. Не спят лишь двое.
Он: Интересно, о чем ты сейчас думаешь?
Она: Глупый вопрос. Конечно о тебе. Я всегда думаю о тебе. Даже когда крепко сплю. Даже когда мне кажется, что я ни о чем не думаю, я думаю о тебе. Я всегда думаю о тебе.
- Откуда ты только взялась?
- Прилетела с далекой звезды. Из созвездия Плеяд. Это очень далеко отсюда. Ты вряд ли там бывал. Я шучу. Хотя...
- У меня странное чувство, что это ты меня нашла. Не я тебя, а ты меня. Нашла. Подобрала. Приютила. Как ты нашла меня?
- У меня на тебя нюх. Или я просто настроена на твою волну. Помнишь, ты как-то сказал, что люди одной волны понимают друг друга с полуслова?
- Мне кажется, что я знаю тебя очень давно, хотя мы встретились только сегодня. И уже в одной постели. Мы точно не встречались раньше?
- А ты знаешь, что у тебя правильные руки? Такими руками красиво гладить кошку, ласкать женский затылок, шею, плечи, качать ребенка. В них уютно засыпать и упоительно просыпаться. В твоих ладонях, словно в колыбели, тепло, нежно, бережно. У тебя грамотные руки.
- Мне знаком твой взгляд. В нем голод, вызов, детский страх, вероломство, крик о помощи, беспринципность, нежность, готовность отдать все, дойти до конца, до края, до предела, и заполучить все до капли, до донышка, до последней молекулы - гремучая смесь.
Свет фар на минуту озаряет комнату, человека на кровати с кошкой на груди. Он вдумчиво и сосредоточенно гладит кошачью спину от ушей до хвоста. Он смотрит на кошку, а кошка на него. Им не спится. На карнизе под окном сидят два ангела. Один из них выглядит так, как обычно выглядят ангелы, когда они на задании. Второй - типичный лузер: взъерошенные перья, распухший от тополиного пуха нос, потные ладони и безнадежно неправильный прикус.
Первый: Она все-таки это сделала? А как?
Лузер тоненько всхлипнул два раза и неразборчиво тряхнул рукой куда-то вниз.
Первый: А Главный знает? И что? Совсем не рассердился?
А днем раньше они сидели на дереве и ели мороженое.
Она: Я не знала, что ангелы так любят щербет.
Лузер: Не-а. Они его и не любят. Только я. Остальные едят шоколадное с орехами и карамелью. Но у меня идиосинкразия на карамель, а шоколад без карамели скучно.
- Ну, ты загнул. И где только таких слов понабрался. Опять у соседа в комнате околачивался. Смотри, поймает он тебя когда-нибудь. Все перья повыдергивает и засушит. Как кузнечика.
Лузер на минуту перестал слизывать с перьев розовые капли (щербет быстро таял) и сделал брови домиком. Видимо, представил себя в образе чучела с дощечкой "Хрен знает кто такой, пойманный Носиком Е.Е.в ночь с четверга на пятницу" и содрогнулся. Она повесила донышко вафельного стаканчика на прутик (птичкам), довольно вздохнула, зажмурилась, потянулась, прогнув спину и откинув назад стриженную голову, поболтала в воздухе ногами. Наконец решилась.
-Ты узнал? Рассказывай. Не мнись. Не трогай уши. Оставь в покое кисточки. И хвост тоже. Не грызи ногти. Ну? Все плохо, да? Он не мой? Что?! он мой?! Мой! Правда?!
- Тихо, задушишь (ангел затрепыхался, пытаясь увернуться от ее губ и мокрых щек). Не надо меня так трясти! Да не тискай ты меня так! Я же не плюшевый. Руку сломаешь! Мое ухо! Мое больное ухо!!! Ты же не дослушала.
- Я буду кормить тебя щербетом каждый день. И земляникой. И зефиром, ванильным, "Ударница". Ты славный.
- Ты не дослушала. Он твой. Но ты не его. Ты не его судьба. Там что-то напутали, в книге.Его фамилия напротив твоей. Но напротив его - не твоя, чья-то чужая.
Она недоуменно смотрела в его глаза бусинки и силилась понять. И чувствовала, что произошло что-то непоправимое, страшное. Гигантская, просто космическая несправедливость. Она закрыла узкими ладошками сначала уши, потом глаза, потом прижала их к вискам. Как же так?
- Ну, напутали. Там ведь тоже люди, хоть и бывшие. Ну, так получилось. Ну, не смогли.
- То есть погоди. Что же это получается? Это значит, я обречена болеть им всю жизнь, а он всю жизнь будет жалеть меня и динамить? Жалеть искренне, по-доброму, по-дружески. И смотреть, как я старюсь в одиночестве. Может даже давать советы.От души. И нам не быть вместе? Никогда-никогда? Совсем нисколечко?
Ангел удрученно мотал головой и виновато смотрел исподлобья. Она зябко поежилась и обхватила себя за обгорелые плечи. Помолчали. Подумали. Каждый о своем.
- Ну, не надо так.Все не так уж и плохо. Ты будешь любить и будешь любима. Просто это будут два разных человека. Ну, не судьба тебе быть с ним. Не в этой жизни. Тот другой, он хороший. Я видел. Хочешь, я даже покажу его тебе, чтоб ты знала? Он тебе понравится. Он обязательно тебе понравится.
Она долго молчала. Вот бестолковый, никак не хочет понять, что не нужен ей никто другой. И ничего ей не нужно. Мир без него - иллюзия, подделка, фикция. И этот ландышевый воздух, это бескрайняя зелень, эти облачные громады в незабудковом поднебесье, этот пернатый ангел в розовую крапинку и даже она сама - не более чем акварельный этюд. Декорация. Настоящая жизнь там, с ним. Неважно где. Неважно как. Он всегда говорил ей, что нет ничего невозможного. Стоит только очень захотеть и можно получить все. Каждый раз, когда он так говорил, она мысленно спрашивала его: "Даже тебя?"
- С тех пор, как я стала тебя видеть (ну, ты помнишь - операция, интубация, реанимация) мне не стало проще жить. Непутевый ты у меня. Или это я у тебя. Ты скажи мне , Васька, только честно, ты сам-то в курсе, куда нас могут послать завтра? Или для тебя это такая же неожиданность?
Лузер-Васька смущенно поддернул крыльями и кривовато ухмыльнулся.
- Ага, типа, знаю, но не скажу. Эх ты! А я его еще щербетом кормлю! Ладно. Проехали. Слушай, а что у нас там, кстати, насчет реинкарнации. Это я так, чисто из любопытства. Ты, случайно, краем глаза не рассмотрел? Не хочешь говорить? А мороженного еще хочешь? А зефира? А варенья из фейхоа?
Васька непроизвольно сглотнул и сам себя устыдился. Зажмурился, но крупным планом увидел ломтик свежего белого хлеба с вареньем. И даже заложенным носом учуял этот бесподобный, не похожий ни на что, с оттенком спелой земляники, сказочный запах фрукта фейхоа. И сдался с потрохами.
Четверг. Вечер. Крыша. 24 этажа. 24-23-22-21...Скорая. Носилки. Напрасно.
Пятница. Вечер. Он возвратился домой смурной и голодный. И грязный после возни с агонирующим мотоциклом (все-таки околел, гад). И как всегда долго искал ключи.А пока искал, поднял глаза и увидел ее. Черная, бесстыжая, порочная беспризорница, с явно хулиганскими наклонностями, сама по себе даже в своей кошачьей иерархии, она сидела на третьей ступеньке сверху и смотрела на него Смотрела так, словно он забыл с ней поздороваться. Неторопливо, плавно, демонстрируя все изгибы, она спустилась по ступенькам и вопросительно прищурилась. Когда он наконец выудил ключи из дыры в подкладке и нерешительно толкнул дверь, она просто вошла в его квартиру. Продефилировала за ним на кухню. Заценила банку севрюги. Терпеливо подождала, пока он натрепется по телефону о всякой ерунде: цилиндры, обороты, оппозитные двигатели. Чуть повела ухом, когда заговорили о женщинах. Он почему-то застеснялся и скомкал разговор. В душе она устроилась на его свитере, брошенном на стиральную машину. А потом он лег спать. И как-то само собой сложилось, что спать она должна у него на груди. Всегда. Что бы ни случилось. И ныне и присно. И в печали и в радости. И вовеки веков. Аминь.
Пятница. Полтретьего ночи.Звезд нет. Луны нет. В доме все спят. Не спят лишь двое. Кошка лежит у него на груди, и в темноте ее широкие зрачки тлеют потусторонним светом. Она смотрит ему прямо в глаза. Смотрит как-то особенно. Как-то знакомо.
- Интересно, о чем ты думаешь?
- Откуда ты все-таки взялась?
Ангелы плющат носы о стекло, тщетно всматриваясь в сумрак комнаты. Ничего, пусть привыкают работать в паре.