Помню я: долгий мне оставалось
Путь проделать до райских ворот;
Вроде кони мои оклемались,
Им нетрудно пройти поворот.
Сколько ангелов, лья фимиамом,
Пролетало по небу, но я
Им не верил, считал их обманом,
Мол, то галлюцинация.
Свет неоновой лампы искрится,
Он заменит свечу ни одну.
Счастье есть, раз оно ночью снится,
Только жизнь отдаем мы не сну.
В белом вальсе фигурки кружатся,
Взгляды ласковы, речи нежны;
И бокалы с шампанским искрятся,
Дождь улыбок… С другой стороны
Где-то ветры колючие; снегом
Заметает дороги пурга;
Там не кормят шикарным обедом,
Там похлебка с запахом в гарь.
Мне не пели злащеные трубы,
В честь меня не сложили стихов,
И со света я вроде не убыл,
Но мне номер в раю готов.
Ну так что же, эй, ангелы, вмажем,
Перед дальней дорогой моей;
Вам никто ведь потом не укажет,
Что похожи вы на алкашей!
Встретил гневно апостол брадатый,
И, размахивая ключом,
Так сказал мне: «Приятель, куда ты? –
Посторонним вход воспрещен!»
Но у самых надежных заборов
Хоть одна, но гнилая доска;
Я б не чтил так небесных соборов,
Если щелей в них не искал.
Въехал в рай на конях, как по блату,
Задним входом себя обслужив.
Дали нимб мне и арфу ребята,
Я сыграл заунывный мотив.
Райской водочки шмякнул для духа,
Райской манной ее закусил;
И, наверно, с земной голодухи,
У меня чуть прибавилось сил.
Да, конечно, здесь можно остаться,
Безотказно иметь все, но я,
Стал в обратный свой путь собираться,
Ждет меня вновь дорога моя.
Кони сыты и я отдохнувши,
Снова начал ветра обгонять,
Чтоб к родному порогу вернувшись,
За столом о былом вспоминать.
Ну-ка, ангелы, вдарьте по струнам,
Перед дальней дорогой моей!
Если нужно – я вам трешник суну,
Чтобы песня была веселей…
Там, где Шуберта вальсы звучали
Нет танцующих пар, хлещет дождь,
Листья желтые все облетали,
Тянет осенью… Да… Ну и что ж?..
Так обидно мне видеть все это –
В горле ком, слезы тают в глазах…
На меня, улыбаясь, с портрета
Смотрит девушка вся в цветах.
Помянули отпетую прозу,
Посмеялись, поспорив с судьбой;
Если будут какие занозы,
То я их обойду стороной…
Мне не место в раю, но однако,
На земле мне не дали пожить;
И спускался я в ад, но не плакал,
Только сильно хотелось курить.
Помню: милая вдаль проводила,
Узелок на путь долгий собрав.
Первый пункт пересыльный – могила,
Распрощались, землей закидав.
Посадили на холмике розы,
Помянули: «Аз есемь, аз был»…
И, пролив за меня свои слезы,
Все отдали на волю судьбы.
Ну, а я, гнить еще не начавши,
Не остывши, пошел на этап…
Костяная из черепа чаша,
Но в глазницах горит мечта.
Семь кругов в преисподней и мне же
В наказанье пройти нужно их,
По маршруту, который не срежешь,
За счет ног скоростных своих.
Я оторван, отрезан от мира,
Но, спасибо, хранит меня Бог,
Потому что сквозь черные дыры
Прилетает мой голубок.
Путь он знает до дома родного,
Шлю я весточки милой своей,
И ответ – с нежной ласкою слово
Тороплю я всегда «Поскорей!»
В общем, черти меня не торопят,
Но уже первый круг позади;
Путь прямой, нет извилистых тропок,
И горячее сердце в груди.
И его никогда не остудят,
Ни лишения, ни серый мрак,
Ни гнилые и черствые люди,
Не настанет вовек их пора.
Пусть в раю бьют баклуши святые,
На земле пусть без дела снуют,
Водку пьют, на свои, на земные,
И не верят в судьбу свою.
Я курю и по аду шагаю,
(С огоньком здесь всегда без проблем),
Жизнь другую свою вспоминаю,
А там много веселых тем.
Там не только Шуберта вальсы,
И любви супер-слаерский бег,
Там тьма черных мест, где часто шлялся,
И кровавый подписывал чек…
Раз заснул я и сон мне приснился:
Что по-прежнему я на конях.
Я по полю, в лицо снег искриться
И луна обнимает меня.
Значит, жизнь не потеряна, значит,
Я живу, хоть пока и в аду,
Но я верю, как прежде в удачу,
Если стойко к финалу иду.