Встреча с Люцифером

Моника Талмер
Посвящается дорогому и незабвенному
Лорду Байрону


Не верила, и словно не носила
Кольца с волшебным камнем на руке, –
Как нищенка, я помощи просила
На непонятном миру языке.

И, наспех обрядив в лохмотья душу,
Чужим старьём прикрывши наготу,
Искала всюду – в море и на суше
Ко мне с небес упавшую мечту.

Уж сколько лет минуло – всё гадаю,
Скитаюсь и ищу её везде, –
Она была – я это точно знаю,
Не помню только – чем, когда и где.

Ночной звездой – как ангел Соломона,
Зерном на камень, ликом в свете дня,
Разрушенною башней Вавилона,
Иль волоском на гриве у коня,

Руном ли золотым, цветочком алым,
Или пером вороньего крыла,
Иглой в стогу, письмом ли запоздалым, –
Мой Бог, ведь чем–то же она была!…

Года идут – и не найти ответ мне,
Никто не знал, не ведал, не слыхал,
Не видел, не искал – и только вслед мне
Крестился или тягостно вздыхал.

А кто–то вдаль смотрел на путь–дорогу,
И про себя молился горячо,
Иль всуе поминал чертей и Бога,
Досадно поплевав через плечо – 

Наверное, потом не откреститься,
Наверное, потом гореть в огне…
И сколько раз – не грех и ошибиться, –
Со зла летели камни в спину мне…

Пока однажды, в дальнем королевстве
За тридевять земель, морей и рек,
Не повстречался странный, неизвестный,
Весь в чёрное одетый человек.

Он был один – как Ирод и Маммона,
Как сто чертей на острие меча,
И только из–под складок капюшона
Глаза сверкали, ярче, чем свеча.

И вот в толпе, на площади базарной,
Среди людей, при ярком свете дня
Он пристально и как–то лучезарно
Открыто глянул прямо на меня.

И сердце сразу – не остановилось,
Напротив, словно у меня их два, –
Зашлось, затанцевало, закружилось,
И будто сами, сорвались слова:

“Я горы бы свернула, песню спела,
Рубаху соткала б из кропивы –
Да есть ли на земле такое дело,
Что мне не по плечу, раз рядом – вы!”

И было так таинственно, так смело,
То, что светило мне из темноты,
Пока он не сказал: “Так вот в чём дело!
А я–то думал… Вот какая ты!”

И мы молчали долго, безрассудно,
И что–то изнутри, как пламя, жгло,
И площадь, что казалась многлюдной
Вдруг опустела – часа не прошло.

Мой спутник, коронованный изгнанник,
Коварный заговорщик–Люцифер,
Такой же, как и я, усталый странник,
Печальный властелин небесных сфер, –

Тому, кто безвозвратно чужд и грешен,
К лицу огонь и чёрный цвет одежд…
Он знал, что мне сказать и чем утешить
Тупую боль потерянных надежд;

И я узнала, как живут планеты,
Чем дышат звёзды, как глотают пыль,
Как ищут в тьме Вселенной лучик света,
За сотни, тыщи, миллиарды миль,

Как дышат то спокойствием, то страхом,
Что с круга не сойти, как ни лети, –
Нежданным и негаданным размахом
Он поразил меня – и мог спасти, –

Вот–вот, казалось, – Солнце в третьем доме,
Меркурий в силе, Марс, как надо встал…
Но вдруг мой друг откинулся в истоме
И тихо, как предсмертно прошептал:

“Но знаешь, что? Оно того не стоит,
Века прошли – а воз и ныне там…
Смирись – и это сердце успокоит,
С Предвечным воевать, увы, не нам…

То, что тобой утрачено однажды,
Что ты зовёшь мечтою – просто сон,
Мы все не утолили этой жажды,
Сумей смириться, ведь смирился – Он.

Наш крест – гордыня, твой, я вижу, тоже,
И свет не мил, и мал нам небосвод,
Но если бы я мог, – помилуй, Боже,
Давно бы всё низвергнул в бездну вод…

Я не могу… беда моя и сила,
Что я – прямой наследник на престол…
Но нем, как смерть, и вечен, как могила,
Кто сел на нём и правит произвол.

Нам не дождаться… тот мир или этот–
Поди, вступи в неравную борьбу,
Ты всё сожжёшь моим небесным светом,
Но не изменишь глупую судьбу…

Ты лишь оковы сменишь на оковы,
Вериги на вериги, крест на крест...
Постылый мир! Как это всё не ново…
Когда уже вам это надоест!…”

Я, как в бреду, не помню, как вставала,
И город весь, не помню, как прошла,
Ни улиц, ни ворот не узнавала,
Словно на самый край земли брела…

И понеслись года, словно минуты,
Хоть всё забылось, стихло, улеглось,
Мне мир не мил, и нет мне в нём приюта,
С душой – не в лад, с моей мечтою – врозь;

Я крест несу – но сердце что–то гложет,
Мой странный друг, – не скрою ничего,
Как ни взгляни – до боли непохоже
Смиренье – на смирение Его…

Не то мне должен был сказать лукавый, –
Кому ж тогда дурить честной народ?–
А душу попросить взамен за славу, –
Но было ведь совсем наоборот!
 
И мне бы должно с небом распроститься,
Коль я горда, греховна и слаба,
Купиться на приманку, согласиться,
Но всё не так… ужель и впрямь – судьба?…

Всё так и было – верьте мне, не верьте,
Давно забыт и посох, и сума,
Одно теперь прошу у Бога – смерти,
И обо всём спрошу его сама…