Сильвии Челак
Придвинешься к морю поближе, просоленной галькой шурша.
Икается. Видно, в Париже совпали твои кореша
в бистро, наминая бриоши и тот, что поплоше, «Мартель»,
покуда горластые боши штурмуют дешёвый мотель.
Увы, не духи и туманы, как некогда классик изрёк, —
ажаны, мостов анжамбманы рабочей реки поперёк.
Не лучше ли было — под партой — не с потной шпаргалкой в горсти,
а вечного города картой, подобно букашке, ползти
к собору с химерами или в лазурь Елисейских Полей,
где нет ни мазута, ни пыли, ни бледной листвы тополей?
Букашкой ли, божьей коровкой на солнцем нагретой стене
мансарды, где окна — подковкой. Ботинки с высокой шнуровкой.
Дега, ренуары, мане.
Ответчики школьной реформы, обидчики завуча, мы
из всех уравнений и формул, из алгебраической тьмы
судеб, извлекающих корни, свой город слепили… Отметь,
что скарбом кочующей скорби уже не пристало греметь.
За это и выпейте оба в галдящем бистро. Се ля ви.
Разбавлена «память до гроба», а клятвы на юной крови —
присохли, от времени ржавы. И в блеске оконных зрачков
дымятся лиловые жабры плывущих на юг облаков.