Прими, читатель, низкий мой поклон...
Был рыцарь юн, неопытен, влюблён.
И счастлив был, но даму из несчастных
себе избрал, был верен ей, как паж.
Повсюду в тяжких латах рыцарь наш
за нею следовал, от черт её прекрасных
сходил с ума, дар речи то и дело
терял. И, как в горячечном бреду,
шептал ей: «я приму твою беду
за счастие». Она его хотела.
Она в его объятиях медвежьих
спокойно засыпала у плеча,
от страсти обессилев, и шепча
сквозь сон ему о чувствах самых нежных.
Но дни идут, а счастья нет и нет –
то дождь идёт, то солнце ярко светит,
то нет детей, то одолели дети –
красавицу гнетут мильоны бед.
А что же рыцарь? Копьями истыкав
все мельницы несчастий и невзгод,
все реки бед преодолевши вброд,
ничем в себе отчаянья не выдав,
умаялся вконец. Поворотил
коня в обратный путь, скакал без счёта.
Вот, доскакал, и видит: новый кто-то
его в её постели заменил...
Так не было со мной. Так было с ней,
и с рыцарем другим, и будет с третьим.
Дождь не при чём, не виноваты дети.
Чем далее, тем тише и темней
проходит жизнь её в цепи несчастий.
И ей помочь, увы, не в нашей власти.
И что теперь? Теперь она одна.
Опять несчастна, и звонит ночами.
То дети ей хамят, то холодна
постель её. Я повожу плечами.
Я говорю: «Ну, чем тебе помочь?»
Она в ответ стенает и рыдает.
Я терпеливо слушаю всю ночь,
к утру она бессильно затихает.
Мне жаль её. Ей жаль саму себя.
Не мельница Судьбы её смолола.
Отнюдь. Она рожала, не любя,
от рыцарей не мелкого помола
(не родила от одного меня).
Теперь при ней и рыцарей не стало…
Звонит мне снова, жизнь свою кляня,
и жалуется, как она устала.
Мораль… Какая, к дьяволу, мораль?
Нет в басне этой нравственной идеи.
Люби, рискуй, надейся, выбирай -
но помни лишь: о счастии радея,
не будь несчастен никогда, нигде.
Не то утратишь чудо благодати,
И станешь век влачить в одной беде,
всё будет не во благо, и некстати