Сентябрь 2000 г.
Понедельник 18-ое. Утро
Начинался самый обычный день, так же обыкновенно, как и все предыдущие. Холодное солнце осени пыталось пробиться сквозь паутину облаков, опутавших небо, легкий северный ветер шуршал еще не облетевшей листвой утреннего города, суетливые горожане торопились на работу, все до боли обыкновенно…
Только в одной из городских квартир до сих пор царил сон, безмятежный и сладкий. Вика на секунду открыла глаза, посмотрела время, и ее веки легко опустились. На часах было 7: 51.
«О, черт! Уже восемь. Как тепло, минут десять еще подремлю…
- Оль отстань от меня! (какая же она прилипчивая)
- Почему Вы опоздали? Лукова, я к Вам обращаюсь!
- Чего вам всем от меня надо? Что вы делаете у меня в квартире?
- Телевизор смотрим Викуль, телевизор».
Ее глаза снова открылись, а на часах светилось 8: 27.
«Так и знала, просплю, нет, это невыносимо, спала бы весь день. Ну и чушь мне приснилась! Как холодно, однако, без одеяла. Ну и рожа у меня, видел бы Леша – плюнул бы. Срочно умыться и одеться потеплее, а потом чаю и газ на всю».
В этот момент зазвонил телефон, оторвав ее от крана с горячей водой, на лице застыло бешенство –
«Кого еще в такую рань?»
- Да?
- Вики? С добрым утром, как спалось?
- Отвратно, Леш, (вспомни, и появиться), что так рано?
- Соскучился. Вик, я сейчас приеду, ладно? Я тут кассет раздобыл, говорят ничего.
- Опять ерунда заграничная?
- Обижаешь, подруга, жди, я скоро. Целую.
«Идиот! Ведь чушь принесет. Соскучился он, знаю я, по чему он соскучился. Как меня все достало, а этот идиот и подавно. Ну, вот куда он придет? Кругом бедлам, в холодильнике пусто, и я как крокодил.
Да этой водой и умыться нельзя, песок! Там, вроде, для цветов настаивалась - пригодиться. Поссориться с ним что ли, совсем дураком стал, ладно хоть красивым остался, но что толку? Дорогая, что такое любовь? Да ты и не знала никогда, а пыталась ли? День сегодня ужасный, все не по-людски. Холодно, есть хочу…
«Вика!
В холодильнике колбаса, сыр, на окне молоко. Полей цветы сходи в магазин.
До завтра, мама».
До завтра, мама, но цветы могут и засохнуть, такой водой их и поливать не стоит. Как тошно скрипит дверца у полки, надо папе сказать. Хорошо хоть чай закипел, согреться можно. Так, чего- то не хватает…музыку надо включить.
…Я тебя ненавижу – жу
Так ненавидеть на самом
На деле нельзя!
Ты зыришь с укором…
А Лешке нравиться, как я танцую, но не ему одному. Хлеб какой дубовый. Я же в комнате книгу забыла, память моя старушечья!»
Раздался звонок в дверь.
«Вот и Лешка явился, нет, надо с ним завязывать».
- Привет, Вики!
«Какая же милая рожица! Да, мальчик у меня что надо, но как надоел».
- Привет, утро, проходи.
- Вик, я так соскучился, ты не можешь и представить!
- Только не надо меня обнимать, ты холод… (и целуется он классно, да и не только целуется, но подурнел, а может, я его люблю?)
Он ушел в час дня, пообещав заехать за ней в институт вечером и оставив ей три кассеты, какие, она даже не взглянула. Она стояла одна посреди комнаты, в халате, с задумчивым видом, мысли неслись одна за другой.
«Господи, что со мной, не ужели я такая слабая и нерешительная? Я сама не знаю, что хочу. Вот он получил желаемое и ушел, а я стою здесь одна в глупой позе мыслительного процесса. Какой жуткий день. Но он меня любит, я знаю, иначе бы не возился со мной столько, не прощал моих глупостей, столь болезненных для него. Как долго я мечтала, жаждала быть любимой, и как быстро с этим свыклась. Все к черту! В магазин, потом лекции читать, совсем не учусь».
Она оделась, взяла деньги и вышла из дома. На улице уже во всю сияло негреющее солнце, слепило глаза. Она шла медленно, впитывая в себя осень.
«А на улице не плохо, даже настроение поднялось, а с Лешкой… надо хоть на миг забыть о Лешке, это ненормально, что я постоянно думаю о нем. Какое яркое небо, такое Земное и чужое одновременно.… Не буду я просить Тебя, все видно без моих просьб. Отведи только от глупости.
Все в моих силах, надеждах и боли,
А ты промолчи, не мешай этой воле
Дай насладиться печалью от лени
И пусть на морозе мерзнут колени…
Какая же я странная сегодня. Фу, ну и вонь в магазине, купишь тут еды. Что мне нужно? Масло.… Вот так всегда – не успеешь оглянуться, а перед тобой уже и очередь. Ну и бабулька передо мной суетливая, боится, купить не успеет, или ее вытолкнут из очереди. Да, толкайся локтями, рви зубами, не теряй не минуты, и ждет тебя бесконечное, рутинное счастье.
- Мне масло за восемнадцать пятьдесят, пожалуйста, молоко за тринадцать и полкило «венских».
- Семьдесят три двадцать,- монотонно выдала сумму продавец.
«Куда только деньги уходят?
Нет, надо менять себя, свою жизнь, не для того же я создана, чтоб Лешку ублажать. Мне даже страшно становится, что проживу незаметно, бесцельно. Вот чего я сейчас стою? Слишком мало даже для себя. Мне не надо славы, если только чуть – чуть, но оправданной. Как это ужасно знать, что ты можешь многое, но так мало для этого делаешь, а малейшая похвала рождает необоснованную гордость. Милая мама, как же ты меня видишь, но ведь веришь в мое будущее. Не обману ли я твоих надежд? Вот Лешка тоже верит, что он мой единственный, это конечно напрасно, в этой жизни нет ничего постоянного, есть только обреченность».
С такими мыслями вошла она в подъезд, поднялась по лестнице, открыла дверь, разделась, засунула скудные покупки в холодильник, от которых он не стал казаться пустым, и плюхнулась на диван. Ей ничего не хотелось делать, все казалось бессмысленным, ненужным. Схватив давно заброшенную Бхагавад Гиту, она принялась читать на заложенной странице:
«Нет такой деятельности, которая влияла бы на Меня; Я не стремлюсь к плодам ее. Тот, кто осознает эту истину обо Мне, также не запутывается в кармических последствиях своей деятельности», - гласила тысячелетняя мудрость словами Господа Кришны.
«Найди себя, свой долг, а потом откажись от результатов труда своего во имя обретаемой свободы от несовершенных вещей. Великая сложность. В которой мне, пожалуй, не добиться успеха. Кто ты, Вики, в чем твой смысл? Мне в жизнь не ответить. Да это за меня сделают над моей могилой, при ярком солнце или проливном дожде, без разницы. Про покойников плохо не говорят. Ну, все, хватит, додумалась, надо делом заняться. Итак, менеджмент»
Она открыла книгу, и стала изучать задачи производственного менеджмента, уйдя в это занятие с глубокой сосредоточенностью, будто делая вызов своей ленивой и тормозящей ее половине.
А в три часа она уже стояла на остановке и ждала автобус на Москву вместе с сокурсницей и подругой детства Танюхой.
- Господи, Вик, какой холод, а вечером вообще задубеем. Скоро там этот автобус?
- Не задубеем, Лешка обещал приехать, твой-то нас пол года возил, теперь моего очередь. (Не любил бы не приехал, и зачем я ему только?)
- Это меня уже приободряет, ты знаешь, я сегодня весь день спать хочу, может в автобусе удастся?
- Надейся! (Да вот Танька спать хочет, а я ничего не хочу, как тошно). Слушай, Тань, а ты не читала у Сартра «Тошнота»?
- Нет, а что стоит?
- На мой взгляд, да, правда я ей, по-моему, заразилась (даже чересчур, вот как книги влияют на человека).
- Тогда, я думаю, мне ее лучше не читать, Вик. Ты сегодня другая какая-то
«Еще бы не другая, все пользуются жизнью, как хотят, а я не знаю даже, что это такое».
- Мне глупые сны снились: Ольга все ко мне приставала, директор института на меня орал, да еще и в собственной квартире, а Лешка в это время телевизор смотрел. Ты знаешь, как меня это все в жизни достало, а тут еще и во сны забралось.
- Да, сочувствую, а мне цветы виделись.
«Значит жизнь у тебя в цветах, а у меня в г.… Вот и автобус. Ну и люди, еще транспорт не подошел, а уже всех локтями расталкивают, и ради этого жить? Неужели места есть? Танюхин поспит, а я опять буду думать, и портить себе настроение дальше. Наверное, мне надо уйти из этого института, кинуться в археологический или туристический, сменить скучный счет, вообще все поменять. Бросить мучить Леху, пусть ему сейчас будет больновато без меня, чем потом пустовато со мной, или мне с ним. Я бы вообще уехала подальше от сюда, будь возможность. Опять все в деньги уходит. А может подбить Лешку и уехать с ним жить куда-нибудь, где никто тебя не знает, и не хочет того. Вот дура, а как же родители, хотя им только легче, правда переживаний будет.… А в археологический надо съездить, работа не из легких, но не занудна, ближе к естеству. Я просто не могу представить себя вечно сидящей на одном месте, перебирающей бумаги, числа, отчеты… Зарплата конечно стоящая, но ее надо оправдать. У, Танька совсем уснула, а за окном все мелькает, быстро едем. Лешка точно сегодня цветы подарит, я ему праздник устроила, да такого как сегодня у нас давно не было. Он всегда был каким-то замученным, я это чувствовала и тоже особо не старалась. Но сегодня я не я, удивительное состояние. Нет, видимо люблю я сильно, если так долго расстаться не могу, это уже с начала лета тянется. Изо дня в день, одни и те же мысли, те же решения, сомнения, а в итоге страдаем мы оба. Завидую я Таньке, у нее с этим проще (спит сурок): как только чувствует, что дело к разрыву идет, ставит крест, не задумываясь. Как мне надоело искать несуществующие ответы. Сегодня и не мечтается совсем, открыть философию почитать? Ну и беспорядок в сумке!
Вика открыла тетрадь и попыталась вдуматься в текст, но глаза проглатывали строчки, а мысли были далеки от текста.
«Значит, решено, сегодня ставлю точку. Вот он приедет за нами, мы Таньку высадим у ее дома, или может у Андрея, останемся вдвоем, и я скажу: «Леш, я решила тебя не мучить больше». Да, именно так, а он мне розу дарит. Нет, это невозможно! Может, я ошибаюсь, и свою жизнь мне надо менять, начиная не с Лешки? Интересно, люди умеют глупеть? Если да, то Лешка поглупел, но с таким же успехом он может и поумнеть…. О, черт!»
- Танюш, вставай, наша остановка.
Они выбрались из автобуса, и пошли к метро.
«Сейчас Танька окончательно проснется, локтей пять на себе насчитает, и готово!»
- Вик, тебе не надоело, что у нас с тобой каждый день похож на другой? Ежедневно, ежесекундно, все одно и тоже.
- Еще как надоело (да, самая настоящая теория Ницше о вечном возвращении), мне не терпится отучиться, найти работу, уехать и жить в свое удовольствие. Только вот в чем это удовольствие – в ежедневной работе? Ты знаешь, я тут пока ехала, надумала поступать в археологический.
- И терять два года?
- Хм, об этом я и забыла (какая я не серьезная, а мечта ничего).
«Вот это волосы у девицы, такую длину я никогда не отращу, но мне по-моему и со стрижкой неплохо. Надо будет у Лешки спросить…. Я ведь так и не посмотрела кассеты, ничего еще успею, можно сегодня вместе с ним. Да, я совершенно не знаю, чего хочу. Ничего мальчик рядом с Танькой едет, но взгляд у него раздевающий, грубый, ну его. Таньке тоже не понравился.»
Лекции тянулись нескончаемо долго, особенно философия. Танька на ней вообще заснула, разморенная теплом и монотонной речью педагога. Вика как можно быстрее конспектировала, но была далеко от материала, который писала. Рука уже давно устала и требовала отдыха, а мысли все текли нескончаемым потоком:
«Когда он, наконец, остановиться, этот высохший старик? Вот Таньке хорошо, сопит себе потихонечку, ладно хоть не похрапывает. Ей, наверное, досталось сегодня хлопот с племянником. Тоже мне, сбросили одинокой девчонке ребенка, да еще больного, она что медик? Так, точка. Пора уходить от сюда, наконец-то лекция закончена. Ой, про Таньку чуть не забыла!»
- Вставай, соня, просыпайся.
- И много я пропустила? – спросила Танька потягиваясь.
- Все, от первой буквы до точки. Пошли, Лешка наверное уже приехал.
Они быстро оделись и вышли на крыльцо института. На улице было совсем темно, и впереди их ждала ночная Москва, с множеством витрин и горящих огней дорог. Зрелище, надо сказать, увлекательное. У подержанной «девятки» их ждал Лешка и курил сигарету. Завидев девчонок, он крикнул:
- Солнышки, я тут, идите скорее!
«Ну, вот что он кричит? Мы его и так видим, нет, определенно поглупел. Что-то у него машина вся грязная, и на такой по Москве катается! Да я просто придираюсь, мне же не в чем его упрекнуть, как же тяжело! По моему он что-то задумал, вот хитрец, не скажет пока у меня в квартире не окажемся, да я и не против, мне уже все одно. Да, я серая безвольная мышь. Как же в салоне тепло, хорошо… Интересно, он давно ждет? Что это они смеются, на до мной что ли?
- Ну, скажите мне, я тоже посмеюсь, (как-то грубо получилось).
- Я у тебя раза три спросил: какие новости, а ты сидишь, не реагируешь, взгляд в одну точку.
- Что, Тань, уже проснулась? (Опять грубо, ну и дура, нарываюсь на ссору, только Танюхин причем?)
- Вик, хватит крыситься, - с ноткой раздражения ответила Танька.
- Ладно, ребят, извините, я просто устала. (Я себя точно вымотаю)
- Сегодня мы едем к тебе, и будем долго гулять, у нас праздник, так что лечи свою усталость.
Вике совсем не хотелось праздников, шума, видеть кого-то, но любопытство она все же питала. «Неужели сейчас скажет? При Таньке? Значит она в курсе? Или просто догадывается?
- Ну что за праздник?- без вдохновения спросила она.
- Все потом. Танюха уже знает, но тебе не скажет, да Тань?
Таня многозначительно кивнула.
- Сейчас мы завезем ее к Андрею, продолжал Лешка, - а потом они приедут к нам. И не пытайся угадать причину торжества.
«Ну и речь толкнул, у меня аж дух захватило, ладно, играю по твоим правилам.»
В квартире ее ждал накрытый по всем правилам стол, по всем углам, где только можно стояли цветы, даже не характерные для времени года тюльпаны. Лешка никогда не был романтиком, никогда не стремился покорить Вику «фальшивой романтикой», считая это глупостью, но сегодня отступился от правил, и был собой нескончаемо доволен.
Они приехали быстро, высадили Таньку у Андреева подъезда и отправились к ней. Лешка был возбужден, спешил, глупо улыбался, при этом вдавливая педаль газа все глубже в пол. На огромной скорости они вылетели на шоссе – так было быстрее, чем плутать по внутренним дорогам города. Он совсем не рассчитал, и не вписался в нужный поворот. Мгновение, возможно скрип тормозов, скрежет железа… и только свежий лепесток розы, прилипший к ветровому стеклу уже навсегда.
«Что же он задумал? О, Боже! Про покойников плохо не говорят.»
21.09.2000 г.
Солнечный день. Тихое утро кладбища. Только шуршит первая сброшенная листва.
- Андрюш, он хотел сделать ей предложение…
Всхлип. На Таньку было страшно смотреть.