С каким презрением мы кидаем первый взгляд на опустившегося человека, и с каким ужасом, рассмотрев получше, узнаем в нем чуть менее удачливого себя!
Она была замёрзшая, промозгло-просаленная, сжавшаяся однажды в один плотный комок нервных токов и взорвавшаяся от перенапряжения. Воплощение восковой расслабленности и закостенелой неспособности когда-то живого человечка вызвало во мне мощнейший импульс отогреть, растормошить, потянуть за ниточку, увидеть хоть какую-нибудь реакцию.
Я искала проблеск смысла в её глазах, пыталась возбудить сначала самую маленькую степень её интереса к тому, что я говорю. Она помнила своё имя, возраст.
Стеснялась начать говорить о себе, как маленький ребёнок.
Потом надо было дождаться еще одной волны ее готовности внимать, за которую она успеет услышать прямо или подтекстом, что у неё всё будет хорошо, что она сможет, не знаю что, просто сможет что-нибудь: «ты сможешь» – очень сильные слова. Надо было сказать что-то положительное.
И еще нужны были время, и бесконечная теплота...
Я поняла, что не готова буду ответить за свои слова. Чтобы слова поддержки не звучали насмешкой, они должны быть наполнены смыслом и искренностью. Человек в любом состоянии включается на то, что для него имеет смысл.
Такой смысл – единственное ощущение из всех, которые я помню в моей жизни, без которого способность жить неизбежно угасает.
Каждый раз я проходила мимо замерзшей восковой фигурки живой молодой девушки и пробегала взглядом по её глазам. От… -нет! Отра… -- нет! Нет! Нет! Нет! Отра-бо-танный материал! Нет! Так нельзя! Но ведь...
Я поняла одну из причин, по которой мои нервы дают сбой, и я гуляю сейчас по этому коридору: я до сих пор не научилась, любить человека, потому, что он человек; совмещать любовь к человеку с тем, что тебе в нем не нравится. Как видеть за внешностью то, что творится в душе, и не пугаться увиденного?
Как не забыть, что я в п р и н ц и п е не могу быть лучше или хуже кого-то ещё, потому что мы просто другие?
Иногда это знание становится доступным только в ситуациях, когда такое понимание – единственный выход выжить.
Наш детский сад всегда цветёт.
В нём розы есть и лилии.
Пион здесь пахнет чабрецом
Полей родной идиллии.
Тут всё совсем наоборот:
В июле белый снег идёт,
И каждый третий «идиот»
Напевы о любви поёт.
Жизнь колокольчиком звенит.
Нас воля тянет, как магнит.
Садовники стараются.
И здесь для многих из цветов,
Тех, кто ослаб, тех, кто озяб,
Жизнь только начинается...
Ничто так не ценно для общения, как способность помочь человеку помнить, что он в очень многом такой как ты, а то, чего он так не любит в себе на самом деле страхи. Но ведь для этого надо сказать столько слов, столько раз надо оказаться рядом, столько раз продолжать помнить об истине самому. Как все просто. И как все наоборот бывает иногда с самого рождения.
Посвящается всем, кто гуляет по коридорам чаще, чем он хотел бы.
Искренне, Валентина.