Трудно жить, умереть не готовясь,
И не зная мирского стыда —
Но любовь, будто высшая совесть,
На людей упадет иногда.
И внедряется, словно гестапо,
В тех, кто даже и с ней не знаком —
В оболочку иссохшего кляпа
Тусклым ногтем защелкав тайком.
И терзаешь на старом диване
Свою жертву, возя во хмелю
По шурупам, что вбиты в Рязани,
Повторяя: «Люблю, бля, люблю!»
И, слезая с усталого тела,
Наслаждаешься дохлой пращой,
Слыша нежное: «Что ты наделал?» —
И мечтая наделать еще!