Сказка посвящается н. с. гумилёву

Григорий Тоубин
Королева ждёт короля.
Гобеленов на стенах тля.
Золотых гербов вензеля
поистёрлись; грязь во дворце...
Только мыши скребут углы,
да под слоем пыли столы
и паркетных трещин полы -
глубиной морщин на лице.

В государстве плохи дела:
вся дружина в боях легла,
тяжким гулом колокола
вспоминают былые дни.
Здесь разруха уже давно
старой ведьмой глядит в окно
и сгорело дотла гумно.
Покосились везде плетни.

Побираться народ пошёл.
Кто не спился, с ума не сошёл -
смерть иную себе нашёл:
с голодухи, да от цинги.
Штабелями лежат гробы
и скрипят колёса арбы
заунывную песню судьбы,
в перекличке с воем пурги.

А когда-то здесь всё цвело,
люди ведали ремесло
и войскам на победы везло.
Богатейшей была казна...
Но король заклеймил жреца
всенародно, как подлеца.
И теперь - нет беде конца...
Стали страшными времена.

Жрец чудесным поэтом был.
Королевскую дочь любил.
Ей стихи и песни дарил.
Но король его стал травить.
Было всё - и ложь, и подлог.
Так, коварно создав предлог,
он отправил жреца в острог,
где велел его умертвить.

В счастья поисках, за моря,
злой король уплыл… Якоря
он везде бросал, только - зря.
В королевстве жизнь всё трудней.
Снится жрец ему каждую ночь.
Доктора не могут помочь.
И с собой покончила дочь.
Только мучает память о ней.

Злой король - усталый, больной,
вспоминая о дочке родной,
приказал отправляться домой,
предвкушая конец передряг.
Но корабль, наткнувшись на риф,
деревянное днище пробив,
затонул. А под утро прилив,
на песок смыл разорванный флаг...

Для жрецов и поэтов не нов
вид петли, эшафота, оков.
Слабый деспот творит казнью слов
своё право на сильную власть.
Не жрецу - словам помолись.
Не поэту - стихам поклонись.
В слове - сила, в поэзии - высь,
сколько их на плаху ни класть.

Чтоб не слишком пришлось грустить,
короля бы надо простить.
Но захочет народ спросить:
"Эта сказка - чего же для?"
Жрец в ответ:
"Ещё много лет,
потому что убит поэт,
к дням счастливым возврата нет".
Королева ждёт короля...