Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.
А. Ахматова
Oсень ветром несёт листьев гренки
мимо окон в испарине матовой.
На стене - фото Анны Горенко,
нет, "чингизидки" - Анны Ахматовой.
Дух лицейский пропитывал юность,
создавая в аллейной тиши,
поэтическую многострунность -
пыл любви, грусть и нежность души.
Жизни дым - сигарета и кофе.
Фильтр в зубах заменяет мундштук.
Поснимали кресты на Голгофе
и гвоздей не найдут пару штук.
Мужа - к стенке, а сына - в застенки.
Близких - в землю, в этап, в холода.
В строках "Реквиема" - лиц оттенки,
тех людей, кто исчез навсегда.
Судьбы шли под вагонные пломбы -
миллионов печатью вина.
Даже если не падали бомбы,
для тебя продолжалась война.
Издевались, травили, душили,
тридцать лет ничего не издав.
И обрадоваться поспешили,
что прожорлив цензуры удав...
Но ошиблись... Саднящие раны
стали флейтой прекрасной звучать.
Не хватило у власти охраны,
чтоб заставить тебя замолчать.
Не сломил тебя ужас всех воин;
силой творчества выжить смогла.
Стиль изящен был, чёток и строен,
но при этом, в аду ты жила.
Жизнь твоя исключала беспечность,
но стихи оставались легки.
Веря в Бога, вошедшая в вечность,
подлецам не подала руки.
Ты снесла столько муки и боли
для поэзии, не для себя.
И за это, по Господа воле,
"Музой Плача" назвали тебя.
Мне чужда биографий задача -
даты вряд ли споют о судьбе.
Так прими мой поклон, "Муза Плача"...
Я в стихах пoклоняюсь тебе.