То ли наша жизнь чересчур длинна,
то ли слишком просто устроен мир,
но всё это: сквозняк, комары, луна,
царапины на обоях, будто древние письмена,
зашифрованные до дыр,
лежавшая рядом шалава, отлучившаяся в сортир,
заоконное варево звуков, сиречь шаги,
хохотки, свистки, шуршание шин -
всё делается понятным, как если б враги
в грохоте камнепада, под вой пурги,
(злые демоны, спустившиеся с вершин)
вдруг осыпались, словно моль, сожравшая нафталин,
выплеснув прежний порядок вещей,
о котором просто давно забыл.
И зрение проникает в тысячу мелочей -
так блестящую нить пропускают сквозь ткань ночей -
будто фонариком тёмную комнату осветил:
всё вокруг узнаваемо без приложения сил.
Особенно люди. Так появившись на
улице, наблюдаешь за лицами как бы из-
нутри них самих, из потайного окна,
о котором можно сказать, что это просто луна
или, в крайнем случае, напившийся до положенья риз
лунный, так сказать, юмороид, блюющий через карниз.
И видишь: тени меняются, но не так,
как это бывает в улыбке, словах, слезах:
приоткроет красавица губки - и уже вурдалак
выдыхает ночь, сыплет сквозь пальцы мрак,
тянет руки к тебе утопить в кровавых когтях...
Но и сам ты теряешь своё отражение в зеркалах,
когда скользишь сквозь прохожих - как тень
сквозь пульсацию мыслей, кровеносный туман сердец,
большинству из которых биться не то, чтобы лень,
просто помнить об этом - ненужная дребедень;
когда чей-то муж или (неважно) отец
шарахнется прочь, и ты отметишь вослед: мертвец;
когда парочка в автомобиле, в укромном углу
устроившаяся покувыркаться вдали от глаз,
вдруг прольётся бликами, свойственными стеклу:
"Нежить," - обронишь в нависшую над ними мглу;
и когда, продолжая движение, продолжаешь раз-
менивать на встречи собственный гомеостаз
между косматых ликов - зрачков, клыков,
сбившись со счёта (событий? Движений? Лет?),
чувствуешь только холод, входящий в кровь,
слышишь шуршание праха и бой часов
с острыми косами стрелок, и свой скелет,
бряцающий по асфальту среди тех, кого больше, чем нет:
среди тех, кого гложет - подобно тебе - вопрос:
по какую ты сторону, и где пролегла полоса,
за которой по волосам, лишившись не только волос,
не плачут; и за которой остаётся всерьёз
лишь вертящийся шарик, закованный в полюса,
зовущий неслышно... И ты узнаёшь голоса...