Е.Ш.
* * *
Не подпускай никого к эпицентру,
К выжженной черной земле, --
Говорю и снимаю защитный периметр.
Ветер рвет на клочки красно-белую ленту,
Стало быть, дело к глобальной зиме.
И никто, похоже, заклятья, не снимет.
Разве что Ты -- отворишь ранним утром
Дверь подъезда и босиком
Пройдешь по асфальту, с ночи седому
От сигарет, от кофе, от сахарной пудры
На черством бисквите... И вырвешься из силков,
Из магнитов провинции. И подкрадешься к дому,
Где падает снег. И, заглянув в окно,
Поймешь, почему я часто молчу:
Тяжело говорить на холодном ветру,
А еще тяжелее любить... Да полно! --
Крикнешь. Ворвешься. Ударишь меня по плечу,
Заплачешь от злости и холода. Я ототру,
Отдышу, отцелую прекрасные пальцы,
И, кто знает, может быть с этой минуты начнет
Таять огромный ледник в Антарктиде,
И ты захочешь и сможешь остаться
В доме, где снег на полу, и лед
Скрывает ракушки доисторических мидий...
* * *
Ты расцветаешь, я старею --
Еще не повод для печали.
Спасибо твоему апрелю
И каблучкам, что простучали
Однажды ночью по асфальту,
И двум усталым телефонам...
А что не так ложились карты,
Так ставки не на миллионы --
На пару душ, на свет неяркий
Для них из позднего окошка,
На диалоги и ремарки,
На голубей, клюющих крошки --
Все дешевизна в день базарный...
Но ты цветешь, а я седею
И уношу в своих карманах
Осколки твоего апреля.
* * *
А это -- линия отреза,
И ты спешишь меня отрезать.
Твой телефон стоит у кресла,
6-9-5-2-5 и 10,
Еще мгновенье, и готово:
Взмахни растерянно ланцетом,
Скажи надменно и сурово...
Нет, не о том! И не об этом!
Да-да, конечно же, приедешь,
Ну, да, естественно, попозже
И по делам... Сама-то веришь?
Хотя, сама-то веришь, может.
...И эта линия отреза --
Две медных оголенных жилки --
Так беспощадно, зло и резво
В моем пульсирует затылке.