***
Думала, вор ты! Думала, брат.
Такой же, как я - воровка.
Думала, тайным огнем объят,
Любишь меня, плутовку.
Цедишь сквозь зубы:
"Дурная кровь...
Дама порочной масти."
Вижу – чело разрезает бровь,
Вены взрывает страстью,
Да возжигает твои глаза!
Да мне ослепит разум!
Дыбится гривой печаль-гроза
Истово, безобразно.
Ты, усмехаясь, глядишь в упор
Жгуче, темно, знакомо...
Кто-то хмельной разложил костер,
Кто-то сгорел, влекомый.
***
Если б неверность у сердца хранил,
Был бы мне названным братом.
Если бы преданнось позабыл,
То рук бы не знал разъятых,
Стал бы моим золотым клинком,
Не испытал мытарства,
Мы исходили бы босиком
Звездное наше царство.
Если б увел за собою в ночь,
Тихим путем коварства,
Не потерял бы свободы дочь,
Степь, и коня в полцарства.
***
Как янтарь, отлакировано
Тело древнего божка.
До испуга зачарована
Страстью темного зрачка.
Я серебряными кольцами
Откупалась сотни раз!
Но вернулись вновь скитальцами
Дремы этих узких глаз.
В мой шатер полночной памятью
Он глядится, жуткий страж...
И не видели цыгана, чью
Душу взял он за кураж.
***
Расплясалось грозой небывшее,
Столь опасное колдовство -
Поясочком узорным, вышитым
Перевито мое родство.
В новолунье полынно-дикою,
Да с медовым дурманом, - вслух
Называли, да и накликали...
Грех мне... сплетницы меж старух.
Вышел стройный цыган из темени
В светы таборного костра,
Над шатрами мерцали временем
Угли звездные до утра,
Тихим посвистом свору скликивал
И водил в поводу коня
Зоркий брат мой, да злобно вскрикивал,
Да плевался, меня браня.
Растянулись дороги тряские
Неизбывной моей тоской...
Выла степь колдовскими плясками
В час, как он ускакал с другой.
Бредь горячечных лун – глаза во тьме
Обжигали, когда с телег
Плыли крики: «Коней спасайте!»
Над провалами грозных рек.
***
Заколдованные сети
В звездах рыбьей чешуи
Все звенящие на свете,
Все монеты принесли,
На рыбацких куртках блики
От вечернего костра,
Слышу яростные крики
Раздраженного отца...
Спесь орлиного прищура,
Мой цыганский баронет,
Вновь бестрепетно прощу я,
Как прощала много лет.
Все равно – бежать иль сниться,
Знать бы лишь наверняка,
Что все ярмарки, все лица
Заслонит моя рука
Легкая, с певучим взмахом -
Наградит, наворожит,
Таборным твоим собакам,
Властная, глаза смежит.
И когда в ночи предстану
В золотистой наготе,
Быть послушной не устану,
А влюбленным быть тебе.
***
Нагадала мне бабка, наохала,
Что не встречу я светлой зари...
Тихой ласкою смуглого сокола
В ранний час мне уже не дарить,
Ног не брызгать тяжелыми росами,
Сенокосами не колдовать,
И не слышать, как шепчут под веслами
Водяные в кувшинниках: «Спать...»
Что туман наползет белым омутом
И утянет в сырые кусты...
Горемычное, страшное золото
Там зарыли давно под кресты.
Я с луной, исчезающей в темени
Не останусь, к реке побегу...
Кто в тумане опутал колени мне?
Милый кличет на том берегу...
***
Погост у дороги:
Телеги, телеги.
Моей недотроги
Звонкие серьги...
Бессонные звезды
К ее колыбели
Слетятся и степь ей
Дымками застелют.
Цветет повилика
В бурьяне, во сне ли...
Быть черным и диким
Мне эту неделю.
Ты спи, недотрога,
За жаркие юбки
Я в памяти долгой
Распотчую трубку.
Душистые кольца
Повеют на скулы...
Беззлобно грызутся
Усталые мулы.