Ах, этот мир, безумный шар – куда несется он?
Я видела как великан – игрался с ним вчера;
Она… шатенка, с глазами ртути – ей двадцать пять.
В отражении витрин ее чернеющий силуэт – загадочен?
А может ей кажется так?
Там на поверхности стекла, в освещении уличных фонарей,
Она представляет себя – незнакомкой сошедшей с полотен эпохи Впечатлений,
Героиней бульваров и заведений…
Всматривается как школьница в лица проходящих мужчин,
Что она видит?
Их зазывающие улыбки? Подмигивания… инстинкт,
Сокрытый под личиной порядочного гражданина…
Ее каблучки непринужденно цокают, как копытца молодой лошадки,
Кто она? - жрица любви? Хатор? Она как заходящее солнце,
Медленно исчезает за очередным поворотом -
На углу – где доигрывает, фальшивя, скрипач, не добрав на сегодняшний ужин,
Пару засаленных бумажек…
Может быть, она как золушка – повстречает принца???
Но старая фея, давно сказала ей, всматриваясь в свое морщинистое отражение:
- Девочка моя, Олимп высоко, а преисподняя близко, попробуй найти что-нибудь посередине…
Улицы, бульвары, подворотни – повсюду море плоти. И среди этой массы тел,
Она… шатенка, с глазами ртути – ей двадцать пять,
Она знает наизусть каждый вечер… Пора, пора – кивает луна,
Непослушный локон у левого виска, родинка, подрисованная черным карандашом,
- Красотка…. шепчет прохожий, пойдем со мной - я покажу тебе…
Как распускаются розы, но им не сравнится с кровавой зарей…
Она устало продевает свою руку в его… считая в уме – сколько стоит,
Отрезок ночи…
Он щурится, как только, что сбежавший кот при виде уличной кошки.
Вот она без прикрас. Ей всего двадцать пять…. Всего.
Когда-то в шестнадцать, она бросила книжку, поцеловала в скользь изможденную мать,
Сказала:
- Хочу танцевать… Мать, пожала худыми плечами…
А теперь,
Она… шатенка, с глазами ртути – ей двадцать пять.
В отражении витрин ее чернеющий силуэт – загадочен?
А может ей кажется так?
Там на поверхности стекла, в освещении уличных фонарей,
Она представляет себя – незнакомкой сошедшей с полотен эпохи Впечатлений,
Героиней бульваров и заведений…