Образ врача и роль поэзии в его дискредитации

Ирина Чечина
Медицина как одна из важнейших составляющих общественной жизни всегда была в центре внимания писателей и поэтов. Немудрено: "объект изучения" и там, и тут один и тот же. Правда, если мы обратимся к веку 19-му, то обнаружим весьма скептическое их отношение к Асклепию и его служителям.
Вспомним, например, предшественников Пушкина.
Один из них И.И. Дмитриев оставил "тёплые" воспоминания о своём семейном враче:
                Мне лекарь говорил:
                "Нет, ни один больной
                Не скажет обо мне,
                что недоволен мной!"
                "Конечно, - думал я,
                -никто того не скажет:
                Смерть всякому язык
                привяжет".
А вот великий П.П. Сумароков однозначно ответил на вопрос, что за люди дантисты:
                Приёмы их довольно грубы:
                Они стараются чужие зубы
                Как можно чаще вырывать,
                Чтобы своим зубам доставить, что жевать.
Да, видно, намаялся Панкратий Платонович в зубоврачебном кресле! Не очень повезло и Д.И. Хвостову, с ехидцей сообщившему врачу:
                Что ты лечил меня,
                Слух этот, верно,
                лжив, -
                я жив.

Шло время, и вот уже воспитанники Царскосельского лицея посылают стрелы своего остроумия в безобидных врачевателей, не разделяя, впрочем, мнения об их безобидности:
                Известный врач Глупон
                Пошёл лечить Дамета;
                Туда пришедши, вспомнил он,
                Что нету с ним ни мази, ни ланцета;
                Лекарства позабыв на этот раз,
                Дамета тем от смерти спас.
Вообще же и не внимательное отношение людей искусства к своему здоровью - их характерная черта. Даже А.С. Пушкин не является исключением!
Вот полюбуйтесь:
                Я ускользнул от Эскулапа
                Худой, обритый - но живой;
                Его мучительная лапа
                Не тяготеет надо мной.
Ускользнул - и сразу поплатился:
                За старые грехи
                наказанный судьбой,
                Я стражду восемь дней
                с лекарствами в желудке,
                С Меркурием в крови,
                с раскаяньем в рассудке -
                Я стражду - Эскулап
                ручается собой.
Под старыми грехами, очевидно, подразумеваются общеизвестные факторы риска. Может показаться, что вся жизнь гения российской словесности состояла из больничных листов. Но нет! Иногда он признаётся: "здоровья дар благой мне снова ниспослали боги." Замечательно! Только при чём тут боги?
А что бы сказал Александр Сергеевич, очутись он в наши времена? Наверное, то же, что и 190 лет назад, ведь Пушкин - на все времена:
                Но свет ни в чём
                не изменился,
                Всё идет той же
                чередой;
                Всё так же люди
                лицемерят,
                Всё те же песенки
                поют,
                Клеветникам, как
                прежде, верят,
                Как прежде всё
                дела текут;
                В окошко миллионы
                скачут,
                Казну все крадут
                у царя,
                Иным житьё, другие
                плачут,
                И мучат смертных
                лекаря.
Ну, мучат или нет, покажет вскрытие. Тем не менее, в конкретных случаях классик отсылал своих знакомых к докторам, сетуя при этом:
                Лечись - иль быть тебе
                Панглосом*,
                Ты жертва вредной
                красоты -
                И то-то, братец.
                Будешь с носом,
                Когда без носа
                будешь ты.
А какая болезнь не поддаётся терапии? Ну, при чём тут СПИД? Пушкин имел в виду другое:
                Вот здесь лежит
                больной студент;
                Его судьба неумолима.
                Несите прочь
                медикамент,
                Болезнь любви
                неизлечима!
О недоверии поэта к медикам говорит и заблаговременно сочинённая им самому себе эпитафия, когда лицеисту Пушкину "стукнуло" шестнадцать лет. Это, очевидно объясняется упадком духа перед экзаменами:
                Здесь Пушкин
                погребён;
                Он с музой молодою
                С любовью, леностью
                провёл весёлый век.
                Не делал доброго,
                однако ж был душою,
                Ей-богу, добрый
                человек.

Ну да оставим классика с его заблуждениями. Но остальные-то каковы!Некто М. Бородуля обозвал свои эпиграммы "Эскулапам на орехи", что, вероятно, подчёркивало низкую зарплату работников здравоохранения (только на орехи и хватало). Вот эти "перлы":
                Рецепты, писанные
                им,-
                Суть эпитафии
                больным.
                Или:   Гроб  - это мост,
                что нас ведёт
                С земной юдоли
                к небесам,
                А пошлину за переход
                Должны платить мы…
                докторам!
Дальше цитировать не буду, потому как обидно-с.
А вот М. Горький, как истый патриот, подвергрезкой критике платную медицину острова Капри, при этом пролетарского прозаика потянуло на стихи:
                О, смертный,
                если ты здоров,
                Не бойся докторов.
                А заболев, открой
                им дверь,
                Но осторожно, верь.
Нет, критика, конечно, пользительна, но пусть она будет адресной, с указанием конкретной фамилии, чтобы не омрачать светлое имя остальных. Например, такая эпитафия неизвестного автора:
                Здесь спит наш милый доктор Грим;
                Его больные - рядом с ним.
Вот ещё один пример такой адресной критики руки неизвестного пациента.:
                Пока Стеллер, добрый врач, подбирал лекарство,
                Его больной отошёл в загробное царство.
                Родственники, как могли, пережили бедство,
                Прах его предав земле, разделив наследство;
                И когда они уже слёзы осушили,
                Дружно прокляли врача и о нём забыли,
                Наконец, явился врач, закричав гневливо:
                Отчего злодейка-смерть так нетерпелива?

Да, пророков нет в своей популяции. А посему не лучше ли обратиться к сладкозвучным поэтам дальнего зарубежья? Вот например, Ибн Сина (Авиценна), бывший автором не только многотомного "Канона врачебной науки", но и замечательных стихов, проникнутых философским спокойствием Востока. Вот какие он даёт советы:
                Готов больного исцелить всевышний,
                В заботе этой я , как врач, не лишний.
                И в бейтах вновь, не делая секретов,
                Подать обязан несколько советов:
                Когда лицом больной от крови пылок,
                Пиявки след поставить на затылок.
                Он мало пищи должен есть мясной,
                Не пить вина ни капельки одной.
                А перед сном тепло не укрываться
                И соком розы утром умываться.
                Всё исключить - от гнева до испуга
                И ворот не застёгивать свой туго.
                Больной к моим прислушавшись советам,
                Здоровым станет, я уверен в этом.

Понравилось? Тогда отсылаю к Рудаки и Руми. У этих восточных соловьёв тоже нашлись теплые слова о медработниках.
В завершение хотелось бы что-нибудь для поднятия настроения, например "Предостережение хирурга" выдающегося английского романтика 18-го века Роберта Саути. Сюжет прост: хирург (читай патологоанатом) оказался на смертном одре, а любознательные ученики его уже предвкушают радость вскрытия. Конечно, больной возмущён:
                "Я всякие трупы резал, кромсал
                И буду анказан вдвойне.
                О, братья! заботился я о родне,
                Заботьтесь теперь обо мне!
                Я делал свечи из жира детей,
                Могильщиков брал под начал,
                Засушивал печени и сердца,
                Зародыши в спирт помещал.
                Ученики мой труп расчленят,
                Растащат мой жалкий скелет,
                И мне, осквернителю стольких могил,
                Покоя в собственной нет."
Ничего себе романтизм! Далее подробно описываются подробности похоронной процессии, после которой ученики умыкнули с погоста бренное тело своего наставника.:
                И в награду могильщикам саван отдав,
                Проклиная трупный душок,
                Тело вдвое согнули, нос в колени уткнули,
                И впихнули хирурга в мешок.
                Труп на клочья изрезали вкривь и вкось
                Учёные господа.
                Ну, а что с душою хирурга стряслось,
                Не узнает никто никогда.
Очень мелодичное стихо. Можно использовать как колыбельную.

…Состояние ли медицины в то время или отношение к делу самих медиковпослужило причиной столь неласковых отзывов о них? Но времена идут, и сегодня искусство врачевания поднялось на несколько ступеней. И кто знает, живи Александр Сергеевич сейчас, он, может быть, написал бы, как ускользнул от перитонита.