Интермедия ночь с отелло

Инна Молчанова
по мотивам произведения «Апельси-новое»

Автора Стихиры баккара

http://www.stihi.ru/2004/04/22-41

в интерпретации МАКСИМА ГАЛКИНА

Недавно познакомился с поэтическим творчеством наших электронных Авторов. Ну, вы знаете, там, интернет-проекты разные, сайты, где они публикуются, как захотят. Написал – на кнопку нажал, все это через пять секунд уже читает весь мир... Не важно, что, важно, что читают. Короче, вот такие новые стихотехнологии нас окружают уже со всех сторон... Ну, вот я в свободное время и приобщился, так сказать к мировой поэзии.

Как-то так сразу попал удачно, что даже не отвлекся ни разу – так и читал, пока не заснул. И вот по мотивам этого стихотворения, и критики под ним, снится мне такой сон:

Плывет прямо на меня из окна такое ОРАНЖЕВО-ВКУСНОЕ, СПЕЛОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ!!!
Плывет и начинает само себя (голосом критика) читать. Причем, с первых же строк становиться понятно, что это очень хорошее стихотворение в сети. Бывают еще... лучше, но вот это хорошее, потому что критик так и говорит:

«Одуреваешь (!!!) с первых строк от «влюблённо, пьяно-бродячего солнца», которое (!) «в оранжевом улицы топит и КРЫЖИТ».

Я не знаю, как критик, но я потом, когда проснулся, в основном, во всех вспомогательных словарях искал – так и не нашел... Но критик, в этом, видимо, что-то узрел, потому что навязчиво так продолжал мне во сне говорить:

-- Посмотрим, -- говорит (прям, как на заседании Святой Инквизиции), -- возможно ли принять глагол «КРЫЖИЛ», как неологизм?»...

Я, как только эти два глагола услышал, меня сразу так закрыжило, вы не поверите! Думаю – во, тупой-то! Мне, что «крыжил», что «неологизм» – как обухом по голове.

А критик дальше чешет:

-- В конце концов, язык должен расти, меняться, видоизменяться, и кому, как не художникам, это делать...

Я на свой язык смотрю, думаю, интересно, КУДА ему расти?..

-- Что же он, -- говорит критик, -- ВЫТВОРЯЕТ (этот глагол) в стихотворении Автора?..

И так, помолчав минуты три, сам себе начинает объяснять:

-- А ничего!.. Он –

крЫжит:

капелью – по «скрипучей ветхости скамейки» (кры-ка-скри-тхо – аллитерация верна, повторите-ка ее вслух по несколько раз! Очень даже – по скамейке),

Журчаньем – в «весёлых ручьёв а капелла» (кры-жур-вер-ру, -- это «а капелла» множества ручьев, пробивающих весеннее русло, стремящееся к воссоединению (!) с главным потоком)

«Заносчивым спором вороньей семейки» (проверим: кры-спор-вор... Похоже!)

Ну, думаю я, если его («крыжит») все-таки в природе не существует, то, думаю, Автор уже приобрел бронзовый оттенок бессмертия, – он изобрел новое слово... Так. По крайней мере, критик сказал. После чего, собственно, все и началось. Я долго не буду говорить, постараюсь коротко и емко пересказать вам своими словами это произведение.

Короче, Автору показалось мало вот этого «крыжит», так сказать для поэтичности и поэтому он со всей уверенностью продолжает шокировать читателя следующими, найденными им в природе вещей образами: «Хохочет румянцем на ямочках щёк безрассудность», утверждая, что она есть ни кто иной, как сама Весна! А голос лиргероя умудряется шептать, исполняя при этом какой-то веснушчатый танец в лучиках счастья!!! О-БАЛ-ДЕТЬ!!! Ламбада веснушек, пронзенных лучиками счастья!!! Я таких голосов ни в жисть не встречал, но Автор, видимо знал, о чем говорит!..

Ну, дальше в этой свистопляске уже начинают бродить под ручку с ночью какие-то перемены, Усталость (прям как человечина какая-то!) «забивается под плед», после чего тупо уставляется в окно, в котором (только себе представьте!) «летают клочья (это не кусочки какие-нибудь, а клочья) «расшитого неба»... Интересно, кто вообще мог его расшить. И чем – главное? Да так расшить, что сломалась (!) не кто нибудь, а Весна!.. Вот так просто, как мезанизЬм, взял и екнулся, ни у кого ничего не спросив. Ну, захотелось так Весне...

Короче, потом, герой произведения почему-то опаздывает (героиня не говорит, почему) и ЭТО начинает мешать и даже отбирает свободу у каких-то «странных
танцующих птиц», которых лиргероиня... впечатала... в шёлк... восточного... короткого платья! Вы представляете себе это порхающее кимоно? Мало того, что оно, видимо настолько короткое, что даже лиргерою это стало заметно, так ОНО еще и порхает на НЕЙ. Я бы убежал, чесслово!!! Подальше от платья!..

Потом вообще начинается какая-то ненормальщина, поому что Утро (оно, я так понимаю, наконец, наступило, но не избавило героев от галлюцинаций). Так вот это утро вдруг стало «пузатым» (это за ночь!)... Все это, видимо, как-то насторожило лирического героя, поэтому, как всякий мужик, он очень захотевает есть...

Она тоже не против перекусить – все-таки ночь была нелегкой, какой-то болезненной... Поэтому он (Лиргерой) идет в кофейню за эклерами, а лиргероиня в это время думает, соображает так лихорадочно: «А что же он все-таки пожрать-то принесет?..» И ЧУДИТСЯ ей! Что принесет он НЕ ТОЛЬКО ЭКЛЕРЫ! А еще нагребет в какой-то кулек «перламутровой сини»!!! Это уже у нее паранойя начинается, она думает, наверное, что любимый после такой неудачной ночи решил ее отравить!.. Синькой, понимаете? Или, думает она, еще хуже – он принесет (только представьте себе!) вот героиня (она по тексту так и не смогла себе представить, КАКОЕ количество всего этого будет, но она уже дрожит от плохого предчувствия) предполагает, что ее любимый (в придачу к синьке) приволочет еще и «обжигающе - красочные апельсины». Он почему-то по замыслу Автора решил купить апельсины в неимоверном количестве, чтобы, если не отравить, так закормить надоевшую возлюбленную до смерти, понимаете?!... Видимо, не понравилась она ему ночью! ПОЭТОМУ он с таким отелловским видом начинает эти апельсины... Как вы думаете, что делать? Ни за что не догадаетесь!... Превращать!... в дольки!!!

Да... Потом начинается совершенно жуткое представление. Лиргерой (по ходу совсем рассвирепевший) начинает «кормить ими, сдавливать мякоть, надкусывать, кислым сочиться в улыбки...». Все это происходит под безропотное подчинение совершенно подавленной героини, кисло так улыбающейся перед смертью... Но она, видимо крепится и пытается внушить возлюбленному, что от этого всего и «от радости» какой-то неимоверной и «сладости» ЕЙ «хочется плакать»...

Но изверг и этого ей не дает! Из повествования следует, что Он начинает с ней «пачкаться липким», при этом ощущая не только счастье, но и блаженство...

Конечно, лиргероиня не выдерживает такой нагрузки... От страха и угнетения она чувствует, что что-то у нее слева НЕ ТАК. Наверное, приступ начался сердечный, сопровождаемый видЕениями какими-то странными, потому что из этих апельсинов, которые он принес, у нее на глазах вальяжной такой походкой, чем-то вспыхивая, выходит, видимо уже кем-то ОТРЕМОНТИРОВАННАЯ Весна в какой-то короне...

Ой, сложно все это – мир художника, тем более, поэта... Как-то у них все сикось-накось, все не так, как у людей, а посмешнее...