В последние дни вся мировая общественность с бдительной подачи, как вы уже радостно догадались, Ольги Чернорицкой была взбудоражена беспрецедентной проблемой: что считать гардеробом – мебельный раритет или одежду в ассортименте?
Спорящие по данной тематике не жалели копий и стрел, направленных в госпожу Чернорицкую, которая пыталась таким вот некорректным способом дискредитировать стих Новомлинской «Бабушкин гардероб», который номинировал Михаил Гофайзен, что и послужило причиной острой личной неприязни Чернорицкой к вышеозначенному предмету.
Дело дошло до того, что госпоже Чернорицкой в издательстве «Дрофа» не выплатили ее полставки за март, в связи с чем Анна Новомлинская, курирующая – по версии Чернорицкой – доходы Чернорицкой на общественных началах, мгновенно предложила ей для постоя свою московскую квартиру – видимо, в качестве доказательства своей версии, что гардероб – это сначала вещь, а потом уже вещи.
Однако суть вопроса осталась за кадром: А БЫЛ ЛИ ГАРДЕРОБ?
Утверждаю: ГАРДЕРОБА НЕ БЫЛО!
И сейчас я вам это элегантно докажу – медленно, строку за строкой в строгой последовательности разобрав две первые части стихотворения Анны Новомлинской «Бабушкин гардероб», который, собственно, и явился основой спора.
*
Стихотворение начинается со слова «люблю», что дает возможность сразу же предположить, что данный глагол относится к первому лицу, т.е. к самой Анне Новомлинской. Вслушаемся же в эти строки:
Люблю свой старый гардероб,
И теплый дух его домашний,
И то, как в день позавчерашний
Меня впускал он за порог:
Садилась я на мягкий плед,
Ныряла в странные картины,
И в легкий запах нафталина,
Которого давно здесь нет,
С тех пор, как мой покойный дед
Хранил тут свой тулуп овчинный.
Из контекста стиха вырисовывается образ маленькой девочки, которая любила залезать якобы в гардероб, в котором находился плед и тулуп овчинный, который был настолько ядрен, что оказался способен перебить запах нафталина.
А теперь обратите внимание: первая часть стихотворения заканчивается уточнением: запаха нафталина в гардеробе не было с тех самых пор, как в нем хранил свой тулуп дед поэтессы. Причем дед покойный (!?). То есть можно смело утверждать, что данная часть стиха заканчивается одной парой подлежащего/сказуемого «дед хранил» в совокупности со второстепенным членом предложения в винительном падеже: хранил (кого? что?) – тулуп.
*
А теперь мы прямо переходим ко второй части стихотворения, которая начинается с местоимения «он»:
«Он помнит годы той войны…»
Сразу возникает вопрос: кто этот «он», который «помнит», – дед или тулуп? В иносказательном смысле запросто может быть тулуп, поскольку следующая строчка в качестве поэтического приема наделяет тулуп вполне одушевленными признаками:
«Все шубы продали на рынке»
…как бы сокрушается тулуп, печалясь о своем несостоявшемся семейном счастье.
В пользу этой версии говорит и предыдущий контекст о нафталине, запах которого исчез с тех самых пор, как покойный дед стал хранить якобы в гардеробе этот самый тулуп, который помнил годы войны – а ведь тулуп вполне мог их помнить, т.к. первая часть заканчивается непосредственно тулупом, после чего идет то самое местоимение «он» с глаголом «помнит».
Однако следующие две строки напрочь перечеркивают тулупную версию:
«Качая старые ботинки,
Весь день дремал и видел сны».
Допускаю, что в поэтическом смысле тулуп может дремать и видеть сны, но качать ботинки не под силу никакому тулупу. В данном случае качать ботинки способен только дед, даром что покойный.
Последнее обстоятельство в данном случае не может смутить вдумчивого читателя, поскольку если покойный мог хранить в гардеробе тулуп, то почему бы ему и не качать старые ботинки?
Хотя смысл подобного действия не совсем ясен – зачем, а главное, каким образом он их качал? При этом мирно придремывая и видя сны.
Можно предположить, что дед качал ботинки вместе с собой – находясь, например, в кресле-качалке. Но массовый эксперимент по этому поводу доказывает: стоит только немного задремать, как всякое качание прекращается. То есть эти два процесса – дремать и качать – совершенно несовместны.
Впрочем, учитывая нетипичное состояние лирического героя (покойный), я вынуждена временно остановиться на данной версии: качал ботинки дед!
*
Однако следующие две строки вновь заставили меня усомниться и вернуться к тулупу:
«И долго-долго в нем висело
Одно худое пальтецо»
Согласитесь: никакое пальтецо в мире не может висеть внутри деда! Вдумчивый читатель, конечно, может мне возразить: почему бы и нет, если дед покойный, то есть в некотором смысле лицо, похожее на призрак? Тем более что следующая строчка прямо на это указывает:
«… … … … … … пальтецо,
Не раз менявшее лицо».
Разумеется, призраки могут менять лица, тем более что вышеозначенный дед к этому времени вполне оказался способным и на более серьезные вещи (хранить тулуп и качать ботинки в состоянии неземной релаксации).
Однако не спешите с выводами! Поскольку следующие три строки окончательно убедили меня в том, что пальтецо висело вовсе не внутри деда, а в ком-то/чем-то другом:
«Но дверь тихонечко скрипела
И бабушке с надеждой пела:
«Вернется все, в конце концов».»
То есть что же у нас получилось? Для ответа на этот вопрос давайте четко уясним, что же происходило снаружи, в то время как внутри некоего объекта «висело пальтецо», причем висело «долго-долго».
А снаружи, предваряясь противопоставлением «но», СКРИПЕЛА ДВЕРЬ! И заметьте – скрипела «тихонечко», как будто кто-то пытался за эту дверь прошмыгнуть, да так, чтобы бабушка ничего не заметила!
И дверь вынуждена была это с горечью наблюдать, и ей было очень жалко обманутую в своих лучших чувствах бабушку – вот почему, пропуская беглеца, который скрипел ею (т.е. дверью) до неприличия «тихонечко», она в этот же самый момент из простой женской солидарности пела бабушке с надеждой: мол, не плачь, все вернется, мол, все мужики козлы…
Остается последний вопрос: какая дверь скрипела – входная или гардеробная?
Ответ однозначен – входная. Ну посудите сами: не мог же взрослый мужик, практически дед, прятаться в гардеробе от бабушки, с тем чтобы в удобный момент прошмыгнуть мимо нее!
*
Подводя итог сказанному, можно суммировать:
– годы войны помнил либо дед, либо тулуп, но никак не гардероб (см. контекст);
– качать ботинки гардероб также не мог – даже будучи помещенным в кресло-качалку;
– скрипела входная дверь.
И наконец последний, наиболее убедительный аргумент: если в гардеробе нет запаха нафталина, значит, никакого гардероба просто не может быть!!!
09 апреля 2004 г.