Е.Г.
В миг, когда исполнится,
в час, когда сбывается,
в день, когда явилась ты
в Иерусалим, –
все свои сокровища
он обрушил радостно
царской полной мерою
пред лицом твоим.
Зной крепчайшей выдержки
лил десницей щедрою,
замесивший намертво
золото и грязь –
по холмам расхристанный
вспоротыми недрами,
не бряцая славою,
язв не устыдясь.
Но дохнул прохладою
над Садами Царскими,
лозы виноградные
сплетая над лицом –
зеленым-зелёными
стали очи яркие
под его узорчатым
вырезным венцом.
Где точёной башенки
стан парит невидимо,
из-за пыльной россыпи
сможешь угадать
звенья дружной поросли
города Давидова –
меж столиц единственной
молодую стать.
Вдоль аорты города
шагом завороженным
за каменотёсами
ступаешь по пятам –
голубая кровь его
остужает ноженьки –
иерусалимская
чистая вода.
И за то, что вовремя
жилу водоносную
Хизкияху* вырубил,
как велел Господь, –
руку с тонкой свечечкой
тёмною утробою
бережно облапила
каменная плоть.
Через бездну времени
в недрах толщи каменной
там, где на прощание
тронула скала,
Божьею отметинкой
по запястью правому
тонкая царапина
змейкою легла.
Даже если наглухо
души заколочены,
с ходу не подступишься
к воротам Золотым, –
водами подхвачены
новые пророчества
и текут живительно
в Иерусалим.
* Хизкияху (ивр.) – в славянской традиции Езекия – царь Иудеи (VIII век до н.э.).