Ван Эйк ловил гречишный свет,
бросал его на мятый холст,
а тот срывался в пируэт,
грыз кисть ему и тихо полз.
Ван Эйк с ним завтракал во тьме,
свет из-под век медоточил,
окукливал в своем уме
пыль горечавок и гречих.
Ван Эйк смеялся – эй, сам друг,
ты нынче – рукоположен!
Тебе положена у рук
гречишная из светлых жен.