Всё просыпается и сквозь свет
видит, чем ты увит.
Не спеши, ибо тени нет.
Солнце твоё – стоит.
В дачных лилиях наших гербов
трудно себя пасти.
На бирюльках, на вапе гробов,
времени – без пяти.
У Гаваона свой закон,
свой над ним фимиам.
И на себе свой кутает клон
ихняя Мириам.
У нашего бога мало детей,
стынет его овин.
Но руки, но крылья вместо плетей.
Я твой Иисус Навин.
Времени нет. И других нет мест.
Каждому - свой взмах.
Нам с тобой выпадает жест
стенописных рубах.
Но ты сообщаешь слюну рту,
крылья рукам-плетям.
И я, поднимая всё это, иду
вдоль кромки аморетян.
Так, в Антарктиде, у кромки льда,
тянет крылья пингвин
за ледовитый свой Иордан.
Он тоже Иисус Навин.
«О, прорехи! Рубахи! Точно стенопись битвы!» Цветаева