Золотые моря в бирюзовом искрятся тумане,
И в соленых об’ятиях нежатся их берега;
Млечным небом повита, бледнеет и гаснет дуга,
И спускается Ночь, грациозной подобная лани.
Снова бледным шафраном цветет на Востоке рассвет,
И в эфирную твердь голубое уносится эхо
Теплой негой рожденного дымчато-сладкого смеха…
Мы забыли про Время, но помним суровый запрет.
И размыли столетия память о Дне Искушенья,
И навеки забыта к заветному древу тропа…
Лишь прекрасная Ева, что днесь на рассказы скупа,
Вспоминает порой этот день, оборвав песнопенья.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы чисты и беспечны, мы рады тому, что мы есть,
Мы гуляем по Вечности вечно, не ведая скуки,
И плоды золотистые сами ложатся нам в руки,
Мы не жаждем вестей, но благой будет каждая весть.
Облака легкокрылые стаей проносятся мимо,
Тают в ласках ветров поздним снегом хмельные цветы
И высоко над нами, венчая юдоль красоты,
В горних безднах лазури неспешно парят серафимы.
И пылает в сердцах с сотворенья немеркнущий свет,
Нам порой говорят про какое-то грехопаденье,
Но размыли века даже память о Дне Искушенья –
Мы Создателя любим и помним суровый запрет.