. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . За то, что мы не ведали: за что же?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Анатолий Клещенко
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . …и нежно золотятся шпили
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . На небе бледно-голубом.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Сергей Соловьев
Оцепененьем одалисковым назвать ли ту боязнь
Не наводнения шагов, не лязга отпираемых засовов –
Предчувствие свершения, когда еще до света – казнь,
Но страх тот быть застигнутым врасплох
тишизнами мгновений новых?
«Обрезов книжных позолота маркая… Он был – зелот?» –
«О ком, любимая, ты думаешь? О том казненном барде?» –
«Тогда хотел он, знаю, пальцы опереть о переплет –
Свою, наверное, опаснейшую и прекраснейшую гарду».
И – паче чаяния – коротко, но по живой – надрыв.
Страница, судорожно перевернутая, не промочит невод,
А те, февральские, небесные, белейшие – мокры,
Уловом полнятся до края, ждут, дождутся по стерне посева.
На солнце – сквозь века, сквозь веки глядя, зреет апельсин.
Весна как жаркий стыд… Напрасно силы все собрал Цинь Шихуанди.
Фа цзя, бойцы, чаи и глины красные, Нанкин, Исин...
Весна шлет вести: будет здесь, но не по зову и не по команде.
Когда из первоцветов и ручьев составлен будет причт,
И нужно будет, стряхивая капли меткие с ладони бледной,
Крестить зеленый день и запах света, все – зимы опричь,
Коснусь одной – поверхности воды в остывшей чаше медной,
Другую руку дождю подам – открытую, для поцелуя – в ладонь.