Когда-нибудь, очнувшись на заре,
Едва размежив заспанные очи,
Я вдруг услышу странный смутный гул –
Не то ночной грозы последний отзвук,
Не то прощальный отглас сновиденья.
Но, к удивлению не замерев,
Но нарастая, словно рев лавины,
Несущейся с высот гневливых в дол, -
Чем ближе, тем ужасней, он, начав
С едва доступных восприятью нот,
Вдруг превратится в рокот, в гвалт, в набат,
Вберет в себя все звуки устрашенья,
Все тоны ярости, не дав сознанью
Постигнуть, что к чему, заполонит
Все околотки топом сотен ног,
Рычаньем, криками, и, наконец,
В крыльцо мое ударит, как таран,
Кров жалкий содрогнув до основанья.
Разрежут сумрак факелов клинки,
Картечь каменьев стебанет по стеклам,
И я, прижатый ужасом к одру,
Не смея двинуть ни единым членом,
Лишь буду ждать, считая бег секунд,
Пока звероподобная толпа
Минует этажи, давя друг друга,
Пока ломают дверь –последний щит
Оплота моего…
И вот, ворвутся,
Закатятся оравой потных тел,
Рыл скотьих, смрад хмельной извергнут в воздух
И встанут, бельма бешено вращая,
Как будто позабыв зачем пришли.
Но тут, с трудом продравшись сквозь толпу,
Какой-то шут в веригах и цепях –
Избранник божий выскочит пред фронт
И, перст дрожащий выпрастав вперед,
Заверещит истошно: ”Этот! Он!”
Тогда, ничем уж боле не смущаясь,
Взовьются твари, хлынут, словно вал,
Холодное, трепещущее тело
С постели стащат и начнут топтать,
Метелить кто дубьем, кто кистенем,
Месить как тесто, резать, свежевать,
Гонять как мяч по всем углам; меж тем,
Какая-нибудь тощая кухарка -
Свирепей ведьмы, фурии страшней -
Бестыжих вирш моих небрежный ворох
Найдет в углу к восторгу своему,
Рукой костлявой факел жуткий свертит,
Запалит и, белугою взревев,
Очей моих язвительный жупел
Навек погасит… Наконец, поднимут
Едва живой, бесформенный комок,
Поволокут к окну, пятная пол
Капелию багряных сгустков, и
С безумным гиком скинут вниз, где волны,
Клокочущие словно лава, тех
Кого не уместил мой кров убогий,
Его подхватят, как хватает кость,
С господского стола голодный пес,
Всхрипят в экстазе, словно утлый челн,
Подбросят над собой, ударят оземь
И с воем повлекут по мостовой,
Топча ногами, путаясь в кишках,
Свисающих из вспоротого брюха,
Паля огнем, меж ребер оголенных
Вонзая колья. Вот тогда, тогда
Под звон “Ату! Ату его!" в ушах,
Звучащий сладкогласной исполáтью,
В катарсисе кровавой пелены,
В нирване боли, в откровенье бреда
Я разрешу, постигну, изумлюсь
Как чуден, как блажен удел поэта,
И растяну изорванные губы
В улыбке безобразной, сплюнув кровь
И крошево зубов, и прохриплю:
“Остановись мгновенье – ты прекрасно!”
1999