И вот Эоль спешит домой.
Светлеет небо пред зарей,
Вот горы в дымке голубой
Преодолела птица.
Весь мир глубоким сном объят.
Бродяга – он не виноват,
Что он не спит. Он сам не рад,
Что лишь ему не спится.
Глаза он снова в страхе трет,
Кривит в испуге рваный рот.
Вновь чудеса – наоборот –
Пред ним Господь являет.
Как знать – в добре или во зле –
Ночная птица в серой мгле
Забилась с криком на земле…
Глядь – девушка ступает.
И у Эоль в глазах испуг –
Она бродягу видит вдруг.
Быть может, враг. Быть может, друг.
Зависит от везенья.
Глядит. Застыла. Не идет.
И на душе сомнений лед –
Погубит он или спасет?
Как хочется спасенья…
Эоль сказала, тронув крест:
«Ты, странник, не из наших мест,
И вряд ли кто-нибудь окрест
Тебе ночлег предложит.
Дом беден наш, но в нем очаг
Разгонит холод, грусть и мрак,
И бабушка, коль ты не враг,
Накормит и поможет».
Ответствовать бродяга стал:
«Здесь доброта в чести? Не знал.
Я эту ночь совсем не спал…
А ты… летала где-то?
Я понимаю, весь мой вид
Не в мою пользу говорит,
Но кровь пока во мне кипит,
Не выдам я секрета.
Но кто ты? Птица или зверь?»
«Такой же человек, поверь.
Меня зовут Эоль. Теперь
В твоей, пожалуй, власти
Меня сдать в руки палачу.
До ночи я не улечу.
Но… я тебя спросить хочу:
Каким бывает счастье?
Тогда ль, когда милее нет
Веселой песенки монет?
Тогда ль, когда на много лет
Ты меч берешь в дорогу?
Тогда ль, когда в глухих стенах
С мольбой спасенья на устах
Монашенка или монах
Себя вручает Богу?»…
…Был долгим странный разговор.
Бродяга (несомненно, вор)
Еще ни разу до сих пор
Красы такой не видел.
Да ну и что, что влюблена…
Как простодушна, как нежна,
Что ж, рыцарю верна она,
Он лишь бы не обидел!
Беги, Эоль, беги в леса!
Не верят люди в чудеса.
Молитвы – только словеса,
Исполненные страха.
Не видят люди красоты.
Нет между ними доброты.
И здесь, Эоль, погибнешь ты.
Таких, как ты – ждет плаха.
Эта вещь так и осталась - незаконченной.