Без претензий на некие откровенья,
И надрывом цыганским строку не губя,
Выхожу из лирического стихотворенья,
Возвращаюсь в себя.
Собираю слова на лугу и в болоте,
Где комариком рифма звенит у виска.
Я себя узнаю в изнывающей ноте,
Что высвистывать может свирель тростника.
Окунаю лицо в непримятые травы,
И они для меня шелестят на ветру.
Я случайно узнал, что танцуют купавы,
Выходя из тумана к ночному костру.
Надо мной облака в бирюзе и багрянце.
Захочу — и до неба дотронусь рукой,
И коснутся звезды задрожавшие пальцы,
И в кулак не сожмет их сюжет городской.