Я шёл на отчий зов зимой и летом,
При свете дня, и в полной темноте,
И воздух пьяный пил перед рассветом,
И радуга всходила над мольбертом,
И мятой пахли строчки на листе.
Мой ворон черен был и горек хлеб,
И лица превращались в отраженья.
Мне вслед шипели те, кто глух и слеп,
Что я в своих деяниях нелеп,
И предрекали смерть и пораженье.
Пока строка от ярости звенит,
Бесчестием не станет и позором
На лбу пятно родимое — пиит:
Взыскующего небо сохранит,
А равнодушный наречется вором.