Это будет лишь прогулка, ты и я,
Небо в зареве вечернего огня
Распростёрлось, как больной в плену наркоза…
Лишь прогулка, будут улицы пусты,
Вместе с ними отступаем я и ты,
И дешевые, на одну ночь отели,
И те устрицы, что на углу мы ели,
Как свидетели того, что позади,
Что ушло, оставив эту боль в груди,
И теперь нас душит и ведёт к вопросу…
О, не спрашивай, не спрашивай, о чём.
Мы всего лишь на прогулке, мы зайдём.
Дамы входят в зал, проходят важно,
Что-то говоря о Микеланджело.
Туман, что трётся об оконное стекло,
И дым, что смотрится в оконное стекло,
Вылизывают каждый ночи угол,
Ложатся в лужи, вместе с ними тая,
И, прячась в сажу и обняв в камине уголь,
Скользят к террасе и внезапно замирают
И видят мягкую октябрьскую ночь,
И обвивают дом, и исчезают прочь.
И воистину, что время ещё будет
Для тумана, что висит как полотно
И что смотрится в оконное стекло.
Ещё будет время, время ещё будет
Приготовить маски для грядущих встреч,
Будет час терять и будет час беречь.
И меж всех трудов и дней (1) момент пребудет,
Чтоб на завтрак стать вопросом в твоём блюде,
Для тебя и для меня – огромный срок –
Будет время сотен тысяч колебаний,
Сотен тысяч слов, идей, воспоминаний,
До того, как чая сделаешь глоток.
Дамы входят в зал, проходят мимо,
Томно рассуждая о картинах.
И воистину, что будет ещё время
Вопросить «Как смею я ?» и «Как я смею?»
И по лестнице сойти, как от судьбы
(И услышать: «Его ноги так худы»).
Шейный мой платок, роскошный и простой,
Но заколотый единственный иглой,
Прижимает воротник высокий к шее (2) –
Развернусь (волос уже частично нет
Вслед услышу: «О, но как же он лысеет!»),
И не это ль час спросить, так как я смею,
Как я смею беспокоить этот свет?
И будет время сотен тысяч колебаний,
Минуты хватит сокрушить воспоминания…
Я уже знаю всё, я знаю всё, и в прошлом
Я видел тысячи обеден и дневален,
Я словно мерил свою жизнь кофейной ложкой;
И голосов под вальс в отцовской спальне
Cтихающий порыв (3) тот — наизусть
Я знаю всё... и как же я решусь?
Я уже знаю все глаза – все знаю! –
Что заставляют замирать на полуслове
И смотрят, как по стенке я сползаю,
Приколотый булавкой, бьюсь от боли –
И как всё это мне начать позволит,
Извергнуть из себя прогнивший груз
Всех дней моих и мыслей? Как решусь?
Я уже знаю руки все – все знаю! –
Рука в браслетах, белая, нагая…
(Но свет луны их шерстью покрывает!)
Под шелест платья не готов ли отступать я?
Рука, что овивает шаль в застолье…
Как я решусь,
Кто мне начать позволит?
Сказать ли: «Я пришёл к тебе сквозь мрак
И дым от трубок уличных зевак,
Что дремлют на балконах в час теней?»
Я мог бы быть обломком челюстей
На дне молчащих высохших морей.
Но утро, полдень, вечер в мирной дрёме
В ладонях узких нежатся безмолвно…
Усталость иль притворная истома
Меж мною и тобой плывёт по полу?
И как мне, после завтраков и кофе
Вдруг подтолкнуть мгновенье к катастрофе?
И всё же я рыдал и я постился,
И всё же я постился и молился,
Я видел свою голову на блюде,
Я не пророк – нужды в том и не будет –
Я видел миг величья – лишь однажды,
Я видел: у подножья Вечный Стражник
Мою одежду делит. И мне страшно.
Только стоит ли, после всего, что было,
После чашек чая, ягодных пастилок,
И фарфора, и бесед о нас с тобою –
Только стоит ли того? Чего всё стоит?
Нужно ль мне прервать обычных грёз поток?
Нужно ль мне скатать Вселенную в клубок,
Подвести к вопросу, подвести итог,
Прокричать: «Я – Лазарь, я восстал из ада,
Я пришёл сказать, я всё скажу, всё правду…»?
Если кто-то, лёжа на подушках белых,
Лишь ответит: «Это всё совсем не то,
Всё совсем не то, что я в виду имела».
Только стоит ли того? Чего всё стоит?
Только стоит ли того? После закатов,
После всех дождей, омывших палисадник,
И новелл, и чая, и следов подола,
И всего, всего — как я слова найду
Объяснить теперь, что Я имел в виду?
И узор на ширме – как сплетенье нервов
В свете фонаря, но стоит ли быть смелым,
Если кто-то, лёжа на подушках белых,
Иль откидывая шаль, смотря в окно,
Только скажет: «Это всё совсем не то,
Всё совсем не то, что я в виду имела»?
Я не Принц Гамлет, и не мог им быть я,
Нет, я – советник, дёргающий нити,
И я готов устроить что угодно,
Чтоб всё случилось так, как нужно мне,
Расчётливый, внимательный, удобный –
Я не Принц Гамлет, я в сто раз умней.
И я продумываю чётко каждый шаг –
Предусмотрительный, но где-то чуть нелепый,
Возможно, и смешон бываю где-то.
Почти. Возможно. Где-то. Я дурак.
Я старею… Я старею…
Брюки подверну скорее.
Зачесать виски? И яблочного плода
Смею ль я касаться? Здесь, в прибрежных водах
Вновь русалки песнь поют на склоне дня.
И я не думаю, что песнь их – для меня.
Над гладью вод русалки танцевали,
В их волосах струились пеной волны,
И лунный свет раскрасил море бело-чёрным.
Морские девы и уют подводных спален,
Красных водорослей венок дрожит в ладонях,
Чей-то голос нас разбудит, и мы тонем.
Примечания
1. Отсылка к названию поэмы "Труды и дни" древнегреческого поэта Гесиода.
2. В том, как Пруфрок себя описывает, исследователи отмечают языковую отсылку к описанию Охсфордского клерка в «Кентерберийских рассказах» Дж.Чосера.
3. "Стихающий порыв" в ориuинале "Dying fall"- отсылка к пьесе "Двенадцатая ночь" У.Шекспира