Цикл состоит из 10 стихов, каждый из которых соотвествует значению диафрагмы фотоаппарата. Чем темнее в момент съемки - тем меньше цифра.
Надеюсь, я не сильно напутала в терминологии, кхы.
Количество эпиграфов объясняется тем, что устала выслушивать обвинения в сокрытии цитат. Открываю их для желающих, правда, не уверена, что все.
Попробуй вспомнить о пропавшем камне,
когда я стану черным минералом.
Севыч
Мама – анархия, папа – стакан портвейна.
Виктор Цой
...семь тысяч вольт. Товарищ, не тронь проводов!
Б. Г.
Мне не нужно много света –
мне хочется, чтобы светлей.
Б. Г.
Вот это – судьба моя, а это – твоя.
Борис Панкин
Цвет глаз у моей любви –
как камни в холодной воде.
Б. Г.
Как олени с колен пьют…
ВИА «Песняры»
Храни меня, мой талисман.
А.С. Пушкин
Кадавр жрал.
А. и Б. Стругацкие
...там нежен у девушек профиль лица.
Николай Гумилев
1.4
Томился черный минерал
в моей короне.
Ты заплатил за все вчера.
Никто не тронет.
Снимали на цифровики
без счета кадров.
И надрывался Crimson King,
даруя радость.
И падали два башмачка
без стука, тихо.
Кружил японского сверчка
багряный вихрь.
Нам слишком много врали, да.
Но мы - не меньше.
Меняли судьбы и года,
мужчин и женщин.
И прорастало вновь зерно,
сливаясь в растр.
И фотошопное окно
меняло краски.
Летел свинцовый дирижабль
в безлунном небе.
И старый рок-н-ролл визжал:
"Oh, baby, baby!".
И липла к нёбу жвачка-mint
невнятной речи.
Мы отдавали целый мир
за полувстречу.
Темно и холодно. Сквозит.
Пуста квартира.
Вокруг не воздух – люизит.
1.4.
2
Если мама – анархия, а папа - известно кто,
то и впрямь, товарищ, не трогай-ка проводов!
Всегда прем на красный, игнорируя надпись "стоп".
Стреляешь из фоторужья – целься в глаз, а не в бровь.
Так ли уж это важно, с кем разделить постель,
если утренний холод заведомо будет здесь.
Память – не лучший фильтр воды в твоем решете.
Вряд ли добьешься толку. Но, право же, сам процесс!
Мне правда не нужно много – ни света, ни темноты,
а в меру бы, ровно в меру – напополам с тобой.
Я устала стучаться в окна, выходящие на пустырь,
носить чужие личины, забыв заветное "мутабор".
Дети на первой космической растут из памперсов и капуст,
и только по фотографиям мы сможем засечь их след.
Так было всегда. Так будет. Ты не держи их. Пусть.
У них есть еще время думать, что смерти нет,
а у Бога есть специальный насос, чтобы качать права,
выбирая досуха, пока не покажется наше дно...
Темнеет, радость моя. Значение диафрагмы - 2.
Не раскисай. Здесь табличка "плакать запрещено".
2.8
Вот это – хата твоя, а это – хата моя.
Осталось выяснить, насколько же близко край.
Меня давно не спасают анапест, хорей и ямб.
Каравай подгорает. Не хочешь – не выбирай.
Согласно признакам пола, ты не упомнишь дат.
Тогда, совсем как сейчас, к концу подходил июль.
- Ты мне симпатична. - Взаимно! - Так поболтаем? - Да.
Мы не знали, чем обернется прогулочка в ICQ.
Поначалу – все как обычно: о музыке, о кино...
(- Ты не грустишь? - Замотался, а так – ОК.)
о книгах, за жизнь... в общем-то, все равно,
если каждое слово – нежностью по щеке...
И знаю, что в тот, вроде бы, самый обычный день
(здесь, пожалуй, подшарпи, а фон измени, залей)
мы начали понимать, какого цвета камни в воде.
2.8. 700 километров. И – чуть светлей.
3.5
3.5 – это вам не какие-то деньги за рыбу.
Это чуткие цифры, и в них отражается свет.
Так стрекочут цикады, что прячутся в долгой траве,
нагревается сканер, предчувствуя запуск "FineReader".
Примени наложенье двойное, используй «fish-eye»
и с эффектом дверного глазка получи фотоснимок.
Это поиск ответов, анекдот про «but how?» и «but why?».
Это древний апокриф, «readme» по ношению нимба.
Пусть крепчает шиза, что вливается в наши ряды,
пусть ее не пугают ни авианосцы, ни танки.
Наши кони легки, а дрова обращаются в дым,
кольца наших ключей воспеты в изысканных танка.
Так сними. Сохрани. Не запомнишь – хоть запечатлей,
чтоб потом, запустив «Photoshop», насладиться моментом.
«Песняры» – о вершина фонетики! – пьют, как олени с колен.
Тонкорунные овцы рот оставляют для «Mentos».
3.5. Я наверно, гоню. Это все параллакс* –
лекарство от разницы между реалией и виртуалом.
Ты снимаешь себя с расстоянья. И день - как игла.
И широкоугольник позволит начать все сначала.
4
Косточки, хрящики, звездочки… где октябрята?
Под гильотинку все лишние – без предисловий руби.
Резкость сболтнем… наведем… Но потом – без обид
если сморгнешь не ко времени. Прочные латы
дали всем рыцарям, баскетболистам – мечи.
Каждый твой кадр – не без добавочки сюра.
Так ты устроен. Привычка – вторая натура.
Это не лечится. И надо ли это лечить?
В этом ты весь, милый упрямый художник, –
снимкам твоим контрастности не занимать.
Впрочем, я знаю, что напросилась сама.
Главное – выдержка. Чтобы потом осторожно,
отщелкав всю пленку, заполнить раствором кювету,
смиряясь с дефектами, в четыре руки проявлять,
видеть, как проступают улыбка и взгляд…
В сканер. И цветокоррекцию. Чуточку света.
Желчь поражений и радость хмельная удач.
Что-то достойно печати, а что-то – recycling.
Фотосага бездонна. Пусть отдыхают Форсайты.
4. И дай бедолаге-спортсмену, пожалуйста, мяч!
5.6
Водка теплая из «мыльницы» –
вот вершина извращения.
Я п…ц какая сильная,
сука умная и щенная!
Ой, фиксаж – вода холодная,
ты улучши снимков качество.
Как везло мне с идиотами –
Достоевский раскорячится!
Их приятно бить штативами –
пусть покорчатся, подумают.
И не надо о виктимности –
нафиг ваших фрейдов с юнгами!
Впрочем, юнг – их всех на палубу.
Пусть надрают до сияния.
Все гиганты – где-то в слаломе
да воюют ини с янами.
Далека от феминизма я,
но такая экспозиция.
Для меня вы слишком низменны,
парни с гнутыми мизинцами,
парни с «бабками» и тачками,
с силиконными блондинками.
Не люблю вас однозначно я,
буду грызть вас дикой дингою!
Не понять вам, кругломордые,
в вашей крутости и копоти,
нашей несоветской гордости,
что основана на опыте,
на попытках выживания
в экстремальнейших условиях,
с маломерными диванами
и зарплатой малокровною,
с распоследними патронами,
с непонятной нашей близостью,
безоглядной и без «продано».
5.6. Светлеет истово.
Полоумные ремаркесы,
молодые и нетленные,
упуская евро с баксами
в беготне за просветлением –
часто мы с разбегу падаем,
в грязь впечатываясь лямбдами…
Но от жизни много надо ли?
Губ твоих. И сок чтоб – яблочный!
8
«Маленький принц», говоришь? Не люблю эту повесть.
Слишком уж много вранья навертелось вокруг.
Летчик не знал, как больно шибают подковы
сусального счастья. Каждый, кто втянут в игру, –
немного делец, но и немного фонарщик.
Вот и пойми тут, как рвутся обвязочки уз.
Порой замечаю, что мы не становимся старше
и даже умнее… и снова – «to lose – not to loose».
Чем дальше – тем больше необходимая ретушь,
глубже морщинки, короче весна, тяжелей паранджа.
Мы забываем прощаться, встречаясь все реже.
Когда проявлял мою руку в своей – видно, не додержал.
Значит, мы будем упрямо хранить негативы,
чтобы при первой возможности сдать их в печать.
Лисы уходят обратно в лесные массивы.
Если спасаться, то средство одно. Не молчать.
Ну а потом – доедать переспелое лето.
Выставить 8. И, запрокинув лицо,
ничего не боясь, гордиться змеиным браслетом.
Слышишь? Звенят миллионы Его бубенцов.
11
Храни меня, мой позитив,
мой снимок 10 на 12,
и в череде реинкарнаций
храни меня, jpg и tif!
Уже кончается июль,
весь в абрикосовом дыханьи,
рисуя абрис Тадж-Махала
и напевая «Only You».
И нескончаема жара.
Полным-полна моя кювета.
Кадавр требовал банкета.
Кадавр, извините, жрал.
Среди селедочных голов
он все искал печатный оттиск.
И уплывал петровский ботик
куда-то в Царское село.
Там по сплетению аллей
гуляют Петр, Максим и Федор
и мажут небо жгучим йодом.
И тянется парад-алле
под сводом призрачного цирка.
Летит под куполом Гимнаст.
Над златом чахнет царь Мидас.
Поет задумчивая цитра.
11. Какая ночь!
О чем поет снаружи ветер?
О том, что ты, любимый, светел,
о том, что повторится вновь
такая странная суббота,
где нет не боли, ни обид,
и наш пространственный гибрид
выводит правильную ноту.
Бежала рыба в колесе,
о льдину грудью билась белка.
Мы не догнали, но согрелись.
Мой позитив, храни нас всех!
16
16. Наверно, количество строк.
Четыре в квадрате. Четыре печальных катерна
о том, что со мною по-прежнему старый сурок
(сюрок?). Ежедневно. Друг друга почти что не терпим.
Ты так постоянно любим и так, черт возьми, далеко!
Динамика сплюснута. Меня убивает константа.
И снимок расплылся, как будто попал в молоко,
подернулся дымкой. Усталость, тупая усталость…
И кадр передержан, застрял неприятным комком
в сплетении солнечном. Но солнце завяло, не греет.
Легла на лицо мировая еврейская скорбь
сражений с бессонницей, гипертонией, мигренью.
Безглазые рыбы копошатся на сумрачном дне.
16. Но – слишком темно, моя недоступная радость.
Так больше нельзя. Еще пара пасмурных дней –
и спица тоски пробьет изнутри диафрагму.
22
Диафрагма распахнута. Четвертая степень контакта
не Спилбергом – кем-то повыше – давно уже разрешена.
И мы не забудем, что было предсказано нам,
дополнив серьезность пророчества грифом "вот так-то".
И можно, любимый, смотреть на нетронутый лист
Здесь каждый себе – читатель, и классик, и критик.
Здесь карты дорог ложатся выигрышным стритом,
а пушки стреляют цветами, и громкое "пли" –
как слово из песни. Поет заблудившийся хиппи,
скорбит о внезапной потере своих атлантид,
и мы понимаем, что надо идти. И дойти.
Накапав в суставы массажного масла, без скрипа.
А здесь... Ах, любимый, здесь падает радужный снег,
здесь нежен у девушек профиль лица (я почти не ревнива!),
здесь нет комаров, здесь смеются плакучие ивы,
здесь каждый троллейбус тебя доставляет ко мне.
Здесь и сейчас – подношу твою руку к губам,
целуя туда, где сплетаются линии сердца и жизни.
Светло. 22. Не соврет объективная линза.
На снимке мы рядом. И пестрый бэкграунд - судьба.
14-27.07.03 г.
* Параллакс - разница между тем, что видишь в видоискатель, и тем, что отпечатывается на пленке (физические границы кадра).