Ночь нажала
мягким пальцем на вклю,
разбежалась кругами и выпустив жало
из лампы, повесила клюв.
Шар головы
на тонком стебле,
листья рук оголены
и ноги находятся с теми,
которых уже нет.
Ветер дунет и нет одуванчика,
только невесомость сна,
сна с убегающим мальчиком.
Перспектива украдена.
Фонари разбежались на стрёме.
Только радио,
когда умерли все, не молчит.
Оставшись точкой больной
(мужчина и тень-африканка)
проводит по проволоке бельевой
то, что ворон накаркал,
то что осталось за кадром:
зубная щётка, прокладки и приближенье зимы.
Ветки шевелятся, как карма,
ловя свет у земли.
Где оканчивается осязание тела
растворившееся в темноте, как в чае
кусочек сахара, воспринимая теле-
передачи иных времён, впадая в отчаянье?
Резонатор разросшегося хребта
сверкает на солнце. Люди,
такие близкие в пустыне. «Наш хлеб там…»-
рука тонет в расслаивающемся пудинге
дали. Ночь, – которая тишина, неожиданно
порвётся, выпуская гидроидный куст
голосов, из щели, такой жиденький,
тыкаясь эхом в подъезды.
Всё исчезнет мгновением застёгивающейся
молнии, только свежая рана
события, заговариваясь о том что рано
ещё, непонятно и, что это завтра
ваше, такое…зачем? и кому? –
будет саднить и спать не давать.
Выходя на корму
кровати, удивишься, как напоен тревогой
воздух – далёкие огни дрожат.
Вдаль мчит длинный трейлер триллера,
чтобы в далёкой стране рожать
наши страхи, свободу и лирику. 2003