(Очень спорная вещь. Это и не стихи, но и не проза. Это один, хоть и ломаный, поток мысли. Писал всё на одном дыхании, с начала и до самого конца, не останавливаясь ни на минуту. Ничего не обдумывая. Кому-то может показаться, что здесь слишком много бреда, я же скажу что это не так. Честно признаюсь, здесь я практически не использовал бессмысленных фраз. Всё это один всплеск сильной эмоции, одна волна, заразившая мрачным вдохновением... получилось-ли выплеснуть её? Судить ЕЙ).
Сколько обмана, неверия сколько! На плечи мои, твоими, что подушки скрывали, слёзами, опуститься тяжкий груз из страхов и невозможноСти чуда. Невозможности света и узости простого, любого, немого, всякого, больного и призрачного человеческого счастья – покалеченного мифа о смерти человеческой подлости. Не вставай ко мне спиной, вдруг лАдони мои хранят холодную рукоятку клинка, вдруг что-то снова сломается и оборотнем прошлых кошМаров, обхвачу я беспощадной хваткой твоё мягкое горло, вырву последние капли крика и слов о...
Любви. ПроклИнайте её, проклинайте меня. Во вселенной ещё так много боли, почему меня не сделать её гонцом? Почтальоном счастья, что рассылает своим адРесатам отчаянье. Любовь – алые яды незаметные в пульсирующих потоках разожжённой крови. Снова сжиматься под натиском своего избитого, внутреннего, малюсенького фонарика, едва пробивающегося свось слои макияжа из скепсиса и холодности. Улыбаясь, плакать роняя солёные океаны на поверхности бездны...
Ни кто не верит, пути закрыты, дороги разбиты в начАле пути...
Любовь гнёт как расколённый, избитый до изнемождения стальной брусок, однако упрЯмо охлаждающийся в непрожигаемом мраке чеЛовеческих воспоминаний, жизненного опыта, который уже ко второму десятку жизни может превратить юнуЮ птичку – душу, в закованный сталью колосс презрения. Сжать её, нервно стучащее в судорогах прошлой боли, что приходит ещё по ночам в отголосках, сердечко... изливающее, выдирающее из себя... ЛюБовь, кляни, бей на отмашь. НЕ ВЕРЬ МНЕ! НУ ЖЕ, НЕ ВЕРЬ!! Видишь глаза мои красные поЛны океанов, человеческой желчи и человеческой жестокости, жёсткости, стыда, страха, презрения, ненависти. Видеть то, что хочется, то, что удобней, а именно мрак. Не верь же мне, как последний поезд до города в котором ещё можно услышать пение неметаллических птиц, ухожу я в
тёмнуЮ глубь простреленных мечтаний и, отравленных вечным страхом, корридоров мечты. Какая разница, ты ненавидишь меня, не смоТря на то, что называешь это чувство по-другому... чем-то безобидным. Не ощущая силу своего давления... не чувствуя как далЕко забилась в панцирь от лучей простого дневного света. Упаковка из прошлой боли не по зуБам даже мне. Спать у ворот крематория, чтобы потом было проще, чтобы всё складывалось как нужно, чтобы только легче. Не верить. Просто не верить и всё уйдёт, а то, что было, зачем-то останется и будет тЯнуться липкой медленной лентой дальше и дальше. К чему иное? Вера создана для наивных идиотов, лучше отчаиваться заранее... как здесь темно. Посреди огромной, гигантской толпы людей особенно остро чувствуется отчуждённость и дикая безумная оторванность каждой несчастной упаковки с погашеным фонариком внутри. Одиночество. Не плачь, не скучай, не верь мне, будь всё проклято! Свежие, в своей соли, капли затаились они где-то у основания мозга, и они выйдут не смотря на то, что все окна забиты терновыми досками. Невольным хамелеоном приняв цвет предыдущих ломателей веры, стану омерзителен тебе по воле одной лишь гипотезы... Любовь_зло, вера_насмешка... Дым, поднимающийся из новой философии сознания жизни: выхода нет. Во что же остаётся верить мне, если САМЫЙ ГЛАВНЫЙ мой человек не верит? Проход закрыт всё обречено по традиции, независимо от яркости фонарей... Не верь в любовь, но...
... Я люблю тебя.