Сон, навеяный полетом осла вокруг Земли, приснившийся за десять

Евгений Онегин
Платан мне друг, но эвкалипт дороже…
   (австралийская поговорка)


Мой друг, поверь, я рад безмерно –
Ты снизошел до этих строк
В тот миг (единственный, наверно)
Когда, увы, не слишком строг
Мой цензор внутренний – вернулся
К нему старинный зуд в костях,
Он на минуту отвернулся
И вот он я – у вас в гостях.

Да… извините, что без стука,
А впрочем, полно вам дремать.
Читать – не велика наука,
Читать – не  строить, не ломать.
Раз вам дано образованье,
Увы, меня не избежать,
А ваше милое вниманье
Я уж сумею удержать.

Позвольте ж мне поправу гостя,
Без предисловий, без прикрас,
Без бакенбардов и без трости
Начать правдивый мой рассказ.
Пусть вам покажется знакомым
Его начало – грешен я,
Но надо выползать из комы,
А Пушкин – друг мне. Voila…



ГЛАВА ПЕРВАЯ


I
Мой дядя самых честных правил
Недавно умер как поэт,
И уважать меня заставил
Им наспех сляпаный сонет
Откушав супу с майонезом,
Roast-beef и трюфеля с вином,
Он неизвестным полонезом
Остаток дня терзал мой дом.

Затем на ужин поднимая
Бокал французского вина,
Суетность жизни понимая,
Он мне желал плохого сна.
И вот, пересчитав зарплату,
Мой дядя, мастер женских душ,
Шел почивать в свою палату,
Шепнув: «Aprés nous le déluge»…


II
Доселе я живал  в столице
С maman и няньками, но дом
Не помню, только лица
И как огромный мажордом
Смущал покой мой бакенбардом…
Отца не знал я, а maman,
Сойдясь с седым кавалергардом,
С ним долгий завела роман.

Влюбленным стал мешать я вскоре,
И чтоб избавиться оков,
Меня решили в жарком споре
Отправить к дядюшке под Псков.
А чтобы он не утомился,
Взяв на себя сей тяжкий груз,
И с ним припадок не случился,
Был нанят для меня француз.


III
Monsieur l’Abbe, француз противный.
(Вы знаете сей мерзкий тип:
Как жердь худой, такой же длинный,
И с «r» похожею на хрип.)
Тогда еще своей тревоги
Не понял я, узнав о том,
Что он мне спутником в дороге
Судьбой назначен, а потом

Моим учителем у дяди,
Где я покойно мог бы жить,
Гулять с сачком в вишневом саде,
Удить ершей и не тужить.
Но сей француз мне не дал воли,
Учил он старших почитать,
Учил манерам и до боли
В глазах на языке читать.


IV
Вы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Но ни один из вас, ей-богу,
Не вынес бы мой тяжкий путь.
Меня учили этикету,
Стихам, науке звонких шпаг,
Борьбе французской по секрету,
Игре в висты, вступленью в брак,

Правописанию, закону,
Истории, трудам пера,
Естествознанию, поклону,
Езде, стрельбе et cetera…
Но вот monsieur в Париж умчался,
Вконец измучивши меня,
И с дядей я один остался.
Мы жили дружно. Он да я…


V
Рискну, пожалуй, отступленьем
Коснуться, стиховеды, вас.
Чтоб вы в дальнейшем преступленьем
Считали тяжким мой рассказ.
Для излияний хвалеб лестных
Дабы вам повода не дать,
Чередованье рифм известных
Не буду больше соблюдать.

Пора уж выходить из транса,
Ну что я все: А-Б, А-Б…
Не зря же тайнам альтернанса
Учил меня monsieur l’Abbe.
Так, господа, не обессудьте,
Примите мой словесный дар
Таким, как есть он, и забудьте
Как был он до. Au revoir…


VI
За завтраком, для аппетита,
Должно быть, дядя говорил,
Что longa penis – basus vita,
И в восхищенье приходил
От меткости латинских фраз.
Марая скатерть, всякий раз
С размаху мне леща давал
И суп разлитый посыпал

Обильно солью. И вообще
Любил меня, а в сем леще
Я для обид не находил
Здоровой пищи, уходил
В свою каморку и читал
Там сказки иль журнал листал.
Пытался браться и за дело,
Но было лень…


VII
……………………Так пролетело
Подобно ночи десять лет.
Уже совсем дремучий дед
Мой дядя, прыти не теряя
И постоянно уверяя,
Меня, мол, «pecco ergo sum»,
Избавившись от мрачных дум,
Вел жизнь разгульную и пил
В гостях помногу. Он любил

Блеснуть умом своим убогим,
То мужем притвориться строгим
Давно уж умершей жены,
То правил глупой старины
Хулителем и за обедом
Рыгал нарочно. Ну а там,
Вдруг, обернувшись сердцеедом,
Смущал благочестивых дам.


VII
Как часто он мне вечерами
О бурной юности своей
Рассказывал, томя дарами
Проклятой памяти, ведь с ней
Он был уж десять лет как в ссоре
И помнил мало – чаще врал,
Но был приятен в разговоре
И нить рассказа не терял

Так вот, друзья, он был из тех
Поклонников мирских утех,
Кто ничему не удивлялся,
Не раз с пяти шагов стрелялся,
Раздольно на балах гулял
И девиц юных заставлял,
Используя искусный флирт,
Лежать ничком и нюхать спирт.


IX
Так жили мы. И то ль от скуки,
То ль в наказанье за грехи
(ох, оторвать бы эти руки!)
Я начал сочинять стихи.
И делом увлеченный новым,
Я стал задумчив как масон
И с вечера в саду вишневом,
Забыв про ужин и про сон.

Гулял порою до утра…
Все шло как шло. Но вот вчера
Мой дядя пригласил домой
Одну знакомую. Бог мой!
Что с ним творилось до того,
Как та пришла, и на кого
Он стал похож, услышав вдруг
Своей la femme небрежный стук…


X
На сем прервусь. Прости, читатель!
Но Пушкин – добрый мой приятель,
Сказал мне: «Дай остыть руке!
Не то в словесной сей реке
Ты, не умея плавать толком,
Утопнешь быстро, как топор.»
И стих мой разобрав по полкам,
Сидит довольный до сих пор.

И все ж он прав. Его совету
Последовав, попью чайку
И (так уж суждено поэту)
Начну опять вгонять в тоску…
Ну, я готов! Мой друг смелей!
Держись покрепче за лорнет –
Глава вторая веселей
Чем эта будет… или нет.