Мусорный бак у кирпичной стены,
у критической сцены – была драка.
Тревога. Одеяло ночи стяни,
чтоб увидеть мускулы страха.
Из тысячи запахов идёт синтез пса.
Из тысячи достоверностей – ситец сна.
Ночь одна сплошная перепонка летучей мыши.
Она движется, я слышу. Мы же
неподвижны у телевизоров, в кровати.
Осторожно не трогать руками, - вата!
Тихое, тихое пение змей – ши – пение.
Жизнь трубы перестала быть герметичной, что опасно не менее.
Полицейские ночи. Погоня за смертью
на Скорой Помощи. Захлёбывается сигналами
тишина. Со всеми городскими часами сверьте
часы. Полночь. Полночь, стало быть.
Она тычется в стену, перебирает очки,
хочет увидеть, а ей всё слышится.
Теперь высчитываю себя, как икс, почти
остался целым, мелом ограничив тень.
Мусорный бак – рог изобилия,
положить бы рядом с ним Данаю.
Он убегал. Его догнали. Избили.
Леонардо! Зачем это так! Да на
это всё! Только мусорный бак и стена кирпичная.
Слепой бык ночи ищет красную тряпку
рассвета. И какая–то задача личная
разгадать, что это за прятки.
Твои гулкие шаги множат привидения.
Их бесполезно искать.
Они только вызывают трение,
от которого отскакивает искра.
А, вот это лови!
Светлый шарик, - фокус всех твоих напряжений.
Когда доберешься об стену лбом до крови
Собственного разлива – это первый
Рассказ о тебе. Темно. Ветры, где–то вверху пропели.
Времена пролетели, как бесшумный пропеллер.
Голуби затанцевали на карнизе у кромки тьмы.
Им приснилось, что они ловят червей под землёй, как кроты.
Выдвигаю из стены ящички – кирпичи,
роюсь среди белья, ищу на себя досье,
трещины и потёки это только клочки...
Меня берёт за плечо «сейчас» и выдвигает из «досель».
Да… Ага… Я был созерцающей крышей:
небо, облака, звёзды до беспамятства.
В раздумьях обернулся крысой
бегущей по канализации до разветвления,
юркой мыслью. – « Да я был там!»
Интересный эксперимент: « А является ли мысль разумной?»
И не хватит, как ни старайся, бинта,
чтоб обмотав пустоту, явить невидимку.
Мусорный бак. Человек вытесняет много вещей,
погружаясь в города. Он похож на всё, что тут есть,
потому что восприимчивый и думает в вящей
этой правде найти ещё правду – весть.
Цивилизация рождается вместе с канализацией.
Ты спускаешься, чтоб понять и проносишь по лабиринту свечу,
здесь селится боль, а на поверхности идёт канонизация
подонков. Среди людей случается волосок,
который сильней заглублён в сумку, в сумму
мира и чувствует особую боль,
различая две, три, и четыре возможности,
и проводит любого проходящего через ноль.
Вода падает, встает, капает и капает.
Капля ловит луч, превращаясь в храм света.
Её долбёж, из под ила, раскапывает
дышащий опарыш первобытики.
Этот тонкий ускользающий эпителий.
Полоска света, песка – летаем,
на краю материнских рук, на краю постелей,
пока громадные города ороговевают.
Что я делаю у кирпичной стены, болтаясь в её сети. Разговариваю?
Нет – нет! Заговариваю, чтоб усыпить её внимание.
Если не удастся, то – это будет авария,
одного идиота с непонятной манией.
Если да – проскочить сквозь сомкнувшуюся пасть,
зуб к зубу, кирпич к кирпичу, действительности
и на родную планету упасть
в бесконечной сансаре, и забыть всё что было,
и взглянуть на тебя читатель,
прямо в твои глаза глубокие,
где в темноте зрачка, как на среде питательной
растут из хаоса истории убогие.
Пройтись с утра до утра сложно, не потерявшись:
предметы прозрачны в случайной связи с действительностью.
Тебя найдут на кровати, как павшего,
найдут и предметы тебя здесь видевшие.
2001