1.
Иосиф, где твои одежды из виссона?
В Вирсавии их ткут? В Египте? А смит-вЕссон
Забвения — в тебя пуляет сонно
И попадает вроде... Смерть немного весит
В сей жизни... А что образ дурен, пистолетен —
так в смерти есть плебейское начало,
Почти что срам, почти что неприличье...
Мир после будет говорить с тобой по-птичьи,
По-травьи и по-божьи... А ночами,
Когда цветут библейские маслины,
Но вестника не шлют из Пэнуэля,
Мир вспомнит все... И вечности долины
Продлят юдоль твою и долю. И свирели
Вздохнут, и певчие пространств рессоры
Проснутся, а смит-вессон... впрочем, бог с ним...
Надень свои одежды из виссона,
И, может, будешь будущим опознан...
2.
Как там за Летой, за большой рекой,
Какие строчки правая выводит,
Какой душа пронизана тоской,
Вдыхая тот, непредставимый, воздух,
Действительно ль безмолвен Ахерон
И как пустуют лодки на причале,
И так же ль наклоняем небосклон
К твоей — уже неслышимой — печали?
А здесь остались мраморные львы,
Венеция и прочее соседство...
Как много для тебя теперь земли —
Смертельного прозрачного наследства.
Ты там теперь, где розы и жасмин
Не знают очередности цветенья
И времени — его сплошных руин
И посреди руин плодоношенья.
Твой том раскрыт на столике ночном,
И жизнь не давит бременем столь нежным,
И бабочка серебряным крылом
Века и веси правит безмятежно...