Их скопилось тут четыре
С половиной миллиона.
Большинство в своей квартире,
Меньшинство же вне закона.
Тут недавно бомж окрестный
Про Закон поведал Божий,
Им, бомжам, давно известный,
Остальным не так, похоже.
Говорил мне, что потери
И упадок всем понятны
И совсем уже не верил,
Что поднимется обратно.
На пролёт скатился ниже,
Только вверх ведут ступени,
Но подвал вонючий ближе,
Подгибаются колени.
Был по-пьяному речистый,
Говорил, просил подмоги,
А откликнулся нечистый,
Помогает встать на ноги –
Забредаешь в подворотню
И находишь там халявку
(Кошелёк и две-три сотни
Или сумку с доброй хавкой),
А потом затихнет, пусто,
Хуже, хуже, просто край,
Мнёт и мнёт беда до хруста,
Падай, лапы задирай…
Или взвой истошным воем,
Что не хочешь быть проклятым,
Что не хочешь быть изгоем,
Обещай любую плату.
Изменения начнутся.
Как закончишь распинаться,
Не успеешь оглянуться,
Что-то станет изменяться…
Замолчал он мрачновато,
Повертел в руках мобилу
И севрюжкой да салатом
Стал закусывать текилу.
Я, само-собой, киваю:
“Быть бездушным инвалидом…
Как же, как же, понимаю…”
Покивав со скорбным видом,
Отошёл и доложился,
Что клиент дозрел и можем.
Что расслабился, смирился
И на всё готов, похоже.
А контракт на коже чёрной –
Только брызни кровью свежей,
Сам напишется проворно.
А законы тут всё те же.