Лохматый снег
шел день и ночь,
к утру разлился
в синих лужах.
У межсезонья смех
точь-в-точь,
как хрипы пирса
в шторм, - застужен.
Почти без пауз
ветра свист,
дожди морзянкой -
непрерывны.
И, днями маясь
в карты, в вист,
под визг «шарманки» -
рок надрывный -
сосед грустит.
Застывший кадр:
дымок кофейни -
запах юга
ползет в кусты,
и олеандр
в зеленых вечно
листьях-брюках;
дорога -
радужный фазан -
в лимонной цедре,
апельсинной,
и ходят в центре
капуцины,
и у порога
слово «пан».
Как будто здесь,
у моря, гор,
я очутился
снова в Польше
(конечно, там
их было больше,
но тот же вес
их сумок, спор),
как коробейники
в базар:
собрав со всей земли
излишки,
меняют на рубли
тряпьишко, -
репьем вцепился в них
корсар.
Вот горный склон
и куча клеток
за переездом,
визг и крик:
как на поклон,
к макакам деток
ведут родители,
те лезут,
в восторге высунув язык.
Шумит бассейн
санаторный.
И грязь
с морской водой вскипает.
А я портвейн
(к другу в номер),
как мазь,
в желудке растираю.
Еще: из гальки
дикий пляж,
где чайки дружно
греют спины,
знакомства нужные,
дельфины,
вино, коньяк
и утром хаш.
Вот десять дней
прошло. Конец.
Простился
с городом, перроном.
А лиходей,
авгур - хитрец
расплылся
солнечной короной.
1990г.