I
В холодный март, не слушая советы
И поступая всем наперекор,
Как будто с кем-то тайный договор
Я заключил. И вот пишу сонеты.
В тяжелых книгах зазвучит аккорд,
И сохнут пальцы, ощущая слепок.
Прозревший, но поверив слепо,
С самим собою вновь вступаю в спор.
Венок сплетут природа, свет, вода,
И шорох тополиный будет плыть
Еще совсем неведомо куда,
Но воедино как соединить,
Брусникой раскатившись из ведра,
Стихи. Как бусины, порвав тугую нить.
II
Стихи, как бусины, порвав тугую нить,
Рассыпались по дням, найти попробуй,
Снежинок форму в снеге перепробуй,
Травинку в стоге сена не забудь.
Кто сразу выбирает верный путь,
Довольный собственной природой ?
Любой довольствуясь погодой,
В невзгодах веря, что умеет жить ?
И каплей, отлетевшею с весла,
Упрямой ртутью по воде скользить,
В которой мокнут рыхло облака.
Стихи и жизнь ты смог соединить ?
А строки поупрямее тебя,
Летят капелью, но им надо плыть.
III
Летят капелью, но им надо плыть
И в русле отыскать свое начало,
Какая колыбель тебя качала,
Какая вьюга заставляла стыть.
Смеялась бабушка – рассказ о нас самих,
И уголком платка у глаза вытирала.
А солнце среди тропиков блуждало,
Что расцвели на окнах ледяных.
Накрытый стол клеенкою простой,
И в зеркале надтреснувшем портреты.
И полный дед, суровый, как Толстой,
С “Войной и Мир” сидел поближе к свету.
Мой бывший мир, проследуем за мной
Старинным руслом русского сонета.
IV
Старинным руслом русского сонета
Уже не пользуются, боязно мели.
Все океанские спускают корабли
Со стапелей своих российские поэты.
Весенний воздух прогибают ветры
Зеленым шорохом качнувшейся ветлы.
И ширина в разлив разбуженной реки
Не заливала кладбища иль церкви.
Но, создавая новый океан,
Топили собственное детство.
Как поздно понимается все это.
Всю ночь промучивши раздолбанный диван,
Отчаянья приходит караван,
Когда в окно влетит раскат рассвета.
V
Когда в окно влетит раскат рассвета,
На улицу, в прохладу, после сна,
В лицо прозрачная холодная вода,
И все вокруг пропахло свежим летом.
И в запотевшей крынке молоко,
И огурец зеленым крокодилом.
На горизонте облака застыли,
И крестик коршуна летает высоко.
Петух сдуревший пробегает мимо,
Качая шестеренкой гребешка.
От бочки тянет бородатой тиной.
Крапивница взлетит. И не со зла
ожалит руки темная крапива,
Прильнув горячей девой после сна.
VI
Прильнув горячей девой после сна,
О, губы первые признаний вечных,
Цвета приглушит мягкий вечер
И в ночи вознесенные тела.
В огромности смущенная луна
Лучом скользнет с окна на плечи.
И комнату – корабль человечий,
Раскачивает лунная волна.
О, ностальгия прошлого, коснется,
Как снегом колким жесткая зима.
Но, зеркалом упав, на разобьется
В предательстве ослепшая душа.
Рука иной, моей руки коснется.
Завидуй ей, нежнейшая весна.
VII
Завидуй ей, нежнейшая весна.
Жара, песок, морская радость сына,
Волны отход – но все таки едины,
Так каждый болью отплатил сполна.
Пусть шьют дожди лоскутья луж в сонеты,
Мы сядем рядом и накинем плед
И медленно прочтем седьмой сонет,
И в темноте приблизит губы лето.
Пусть за окном из первой белизны
Клочками писем старого конверта
Влетают в форточку разорванные дни.
Нас астрами последнего букета,
Прохладно-светлые лучистые шары,
Обнимет вновь и поцелует лето.
VIII
Обнимет нас и поцелует лето,
Тем тополиным запахом дождя,
Когда не верить, не любить нельзя,
А ты живой – не омертвевший слепок.
Еще улыбки на губах людей
Атласом крыльев бабочек порхают,
И серой пыли слой не оседает,
Не раздражают стоны голубей.
И ощутима бесконечность дней,
И каждый знак – хорошая примета,
И в унисон звучит с душой твоей
Ручья в траве потерянная флейта.
Приходит солнце ясностью своей
Как стих свободный на уста поэта.
IX
И стих свободный на уста поэта
(свобода слов – основа всех свобод,
кто предан был, тот снова оживет),
Презревши страх, приходит человеком.
События мы измеряем веком.
“Народ, вперед !” Но ведь и я народ.
Кто целил в спину, тот еще живет,
Кто слово убивал, еще романы пишет.
Но верю я (без веры жить нельзя) –
Деревья – это лес погибших рук,
Кто возвратился из небытия.
Я слышу их сердец погибших стук.
И истина сегодняшнего дня
Приходит просто, как приходит друг.
X
Приходит просто, как приходит друг,
Сомненья прочь – понятия призванья.
Над нами вертятся колеса мирозданья
И слышен звездных шестеренок звук.
Кто ты такой ? Ушедший остается.
Останусь я в глазах и тишине,
Сомнений полон и презрения к себе –
Пусть и уйду. Живое остается.
Я славы не хочу и “меди труб”,
Пусть сердце давит на грудную клетку,
“Там” ни к чему признание за труд,
Я здесь хочу остаться человеком.
Земля летит, Вселенную прогнув,
Так тяжесть яблок прогибает ветку.
XI
Так тяжесть яблок прогибает ветку.
Сорву и протяну нагретый плод,
Чтоб, ощутивши яблочную плоть,
Ты истину познал, подобно свету.
Мы усложняем жизнь, но не себя.
И в простоте кузнечиковых виршей
Я скрипки гениальность слышу,
А Модильяни – в сполохах огня.
Кто был с тобой, всегда ли был напрасно ?
Познавший зло, ты оглянись вокруг,
Трагедия твоя вдруг обернется фарсом,
И даже потерявший чуткий слух,
Взгляни внимательно и ты увидишь ясно,
Как музыка взлетает из-под рук.
XII
Так музыка взлетает из-под рук
У дирижера в птичьем фраке.
Так стаи перволеток на закате
Над старой церквью облетают круг.
Вишневый воздух под крылом упруг,
Пути к гнезду отысканы во мраке,
Все затихает, вязнет каплей лака,
Как в оркестровой яме гаснет звук.
Чтоб через паузу вновь ощутить полет,
Сонатой иль старинным менуэтом,
Пусть прошлое молчит, оно живет,
Оно воскреснет образом и цветом.
Иной у весен краску наберет,
Но мне милее осень с чистым цветом.
XIII
Но мне милее осень с чистым цветом,
Тяжелой медью кованных лесов
И горьким дымом от его костров,
И долгим, но каким-то скромным эхом.
И первых льдинок стрекозиным треском,
Повисших над тяжелою водой,
И паутиной над колючею стерней,
Летящей вдаль неуловимым блеском.
Но в зимний день, но в сумерки стальные
Сквозь влажный снег, захватывая дух,
Ты смотришь вверх на дерева ночные,
И в памяти внезапно оживут
Листвы летящей всполохи живые
И тот сонет, в который вложен труд.
XIV
И тот сонет, в который вложен труд,
Не требует наград иль лучшей доли,
Лишь только твердые мозоли
Медалями ладони обретут.
Но тот сонет, в который вложен труд,
Ребенком поздним радостней и ближе,
Как будто детство собственное вижу,
Где волны ветра в волны воду гнут.
Но тот сонет, в который вложен труд,
Живет, живет, наивностью согретый,
Как будто где-то в дом родимый ждут
Стихи, в венок сплетенные сонеты.
Но мне иной пора продолжить путь
В холодный март, не слушая советы.
XV
В холодный март, не слушая советы,
Стихи, как бусины порвав тугую нить,
Летят капелью, но им надо плыть
Старинным руслом русского сонета.
Когда в окно влетит раскат рассвета,
Тогда, горячей девой после сна,
Завидуй ей, нежнейшая весна,
Обнимет нас и поцелует лето.
И стих свободный на уста поэта
Приходит просто, как приходит друг.
Так тяжесть яблок прогибает ветку,
Так музыка взлетает из-под рук.
Но мне милее осень с чистым цветом
И тот сонет, в который вложен труд.
1986–89 гг. 1.02.89.