I.
И родилась иллюзия,
она была красива,
она одежды лунные носила,
сложилась песнею в печной трубе,
гнала из дома прочь,
всё вечерами, за полночь,
на взмывший над чёрною рекой крутой откос,
а обнимала так,
что заходилось в объятьях сердце
и пускало в рост какие-то невидимые крылья,
звеневшие при виде звёзд,
звала смешаться с пылью
неведомых доселе мне дорог,
велела разбить все зеркала,
коль всё равно я в них
себя не узнавала,
то поднимала ввысь,
то снова прибивала ничком к густой траве,
где нежный ветер просил моей любви,
а я его пугала пересказом
неясных ощущений-слов,
таких же точно заполошных снов,
косила отрешённо через плечо,
касаясь вросшего в меня распятья,
и так страшилась расплаты, пустоты,
вовек ненужной мне безликой правды,
когда исчезнет это наважденье,
сверкнув полОй серебряной одежды,
всем одарив и всё забрав в единочасье,
покинув, будто вовсе ни при чём.
П.
Чем станут для меня мои стихи на склоне лет?
Листком, засушенным между страничек пыльной книги,
пропахшей тишиной и нафталином,
или усмешкой в луковой лукавой оправе,
что я жила так просто и легко,
гонимая Луной, звала в свой сон любимых,
молилась горячо за них,
порхала бабочкой ночной в лугах,
под новогодье свечи жгла,
хотела всех простить
и верила в прощенье моих причуд больных,
и будто бы прощалась с собой,
с нагретою Землёй,
и больше не держала Она меня
в объятиях своих...
Ш.
Запусти меня змеем в ярко-ситцевом платье
в голубель-синеву - жемчуговую высь,
чтобы я - не единожды проклятая,
улетела и растворилась,
только ты не печалься,
маши мне рукой,
далеко ль от себя я умчусь?
а вернувшись, приникну влажной щекой
к Твоему плечу...
P.S. Эти стихи были написаны летом 97-го,
но родились ОНИ только сейчас.